Эффект летучей мыши. Антинаучная антиутопия - [2]

Возвращаясь к истории из рассказа Брэдбери мы вынуждены признать: за давностью лет – а 60 миллионов лет даже самый строгий уголовный кодекс признал бы именно давностью – мы не имеем возможности проследить как именно бабочка из эпохи динозавров смогла повлиять на выборы в США в середине ХХ века от рождества того, о чьем предстоящем рождестве покойная бабочка понятия не имела. Но вот путь летучей мыши от завтрака в китайском Ухане до президентских выборов в Минске история настолько недавняя, что мы способны проследить ее во всех деталях. Каким образом сработал здесь «эффект бабочки», и почему это заняло так мало времени? Действительно ли за 70 лет, прошедших с написания Брэдбери его знаменитого рассказа, «бабочки» научились летать так быстро?

Лучше бабочка в Айове, чем мышка в Ухане

Нельзя сказать, что Брэдбери открыл «эффект бабочки». Скорее он, как и многие писатели фантасты до и после него, указал ученым на то, о чем им стоило бы подумать, раз они уже все равно получают за это зарплату в каком-нибудь университете. Заодно подсказав название эффекта, который еще только предстояло открыть. Всю грязную работу по превращению фантастического рассказа в научную теорию проделал американский математик и метеоролог Эдвард Лоренц, заявивший что «бабочка, взмахивающая крыльями в Айове, способна вызвать лавину эффектов, которые могут достигнуть высшей точки в дождливый сезон в Индонезии». Но кто же об этом сегодня помнит? «Брэдбери» и звучит лучше и писал увлекательнее, чем какой-то «Лоренц». С фантастами и их выдумками всегда так: все помнят, что Жюль Верн придумал подводную лодку, но кто ее на самом деле построил? (Капитан Немо – неправильный ответ). Мы же вынуждены вспомнить Лоренца чтобы обзавестись хоть сколь-нибудь околонаучным определением «эффекта бабочки». Итак:

Эффект бабочки – термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем, а именно то, что незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.

«Хаотичная система» что у Брэдбери, что у Лоренца, что в нашем случае – это наш мир во всем его многообразии. Все эти динозавры, китайцы, президенты, олимпийцы, белорусы и другие природные явления. «Незначительное влияние на систему» в рассказе Брэдбери – случайно раздавленная бабочка в тропическом лесу миллионы лет назад. В нашем случае – пора назвать вещи своими именами – съеденная в ноябре 2019 года в Китае, зараженная коронавирусом летучая мышь. «Совершенно другое место» по Брэдбери – это США, где был избран не тот президент, что был бы избран при живой бабочке. В нашем случае под определение «совершенно другого места» подпадает любое государство земного шара, кроме разве что Туркменистана, куда коронавирусу проникнуть не удалось благодаря предусмотрительности местных властей, запретивших слово «коронавирус».

«Большие непредсказуемые» в рассказе Брэдбери – это президент США Дойчер. Фамилия этого вымышленного президента в данном случае важна, последствия деятельности покойной бабочки становятся действительно «большими и непредсказуемыми» именно благодаря ей. «Дойчер» в переводе с немецкого – «Немецкий». А дело происходит вскоре после 2-й мировой войны. То есть, в результате подрывной деятельности бабочки времен динозавров, после победы США в войне к власти там приходит президент-фашист.

«Большие непредсказуемые» съеденной в Китае больной COVID-19 летучей мыши – сотни миллионов безработных, триллионы долларов потерянного ВВП, перенесенные олимпиады и премьеры «Звездных войн», отложенные до лучших времен полеты в космос, политические кризисы и сотни миллионов отмененных отпусков. А, чуть не забыл. Еще – более миллиона умерших от коронавируса.

И это – только начало, только то, что уже посчитали. Я пишу эту книгу, как вы догадываетесь, сидя в карантине, и «большие непредсказуемые» съеденной летучей мыши для меня тоже остаются непредсказуемыми, даже в большей степени, чем для вас (потому что вы читаете это точно позже, чем я пишу, а значит знаете больше – к счастью со времен Брэдбери хотя бы эта закономерность не претерпела изменений).

Подробно иллюстрируя определение «эффекта бабочки» на примерах брэдберевского охотника на динозавров и нашего голодного китайца, я намеренно пропустил слово «последствия». В истории про бабочку, Брэдбери приводит доказательства того, что избрание президента Дойчера – это именно «последствие» убийства бабочки. У читателя есть возможность сравнить два варианта развития событий. Вот охотники не отправились в прошлое. Бабочка жива. Дойчер проигрывает выборы. А вот охота удалась, бабочка погибла. Дойчер – президент. Значит, связь между этими событиями – прямая. Имей мы возможность наблюдать все явления материального мира на протяжении десятков миллионов лет, мы смогли бы проследить, как именно в физическом мире одно изменение вызывает другое, и в результате смерти бабочки Дойчер становится президентом. Вот бабочка не опылила цветы. В результате одному древнему травоядному ящеру не хватило еды, и он умер в юном возрасте. Его маленькое тело спустя миллионы лет дало на один баррель нефти меньше, чем могло бы. Этот баррель не был добыт. Прибыль от этого барреля не была пожертвована в предвыборный фонд Кейта – соперника Дойчера, и победа на выборах досталась Дойчеру. Такими событиями связаны смерть бабочки и победа Дойчера, или любыми другими – совершенно не важно. Важно, что на каждом из этапов можно обнаружить причинно-следственную связь, делающую цепочку событий единственно возможной. Это и называется «последствия».