Эффект Лазаря - [12]

— Мой ответ… да. А островитяне… я имею в виду, по поводу этих ракет… может, они все же должны быть проинформированы?

— Они? — Гэллоу расхохотался. Смех так и сотряс его прекрасное тело. — Вот видишь, Карин? Его прежние соотечественники уже «они».

Прикосновение ребенка учит рождению, и наши руки — свидетели этого урока.

Керро Паниль, из Анналов

Ваата не пробуждалась по-настоящему. Она лишь касалась краешка теней бодрствования. Воспоминания наполняли ее нейроны, словно отростки келпа. Иногда ей снились сны келпа. Частенько эти сны включали в себя дивное зрелище — дирижаблики, наполненные спорами газовые пузыри, которые умерли, когда умер изначальный келп. Когда ей снились такие сны, в ее питательную ванну стекали слезы — слезы горя по этим огромным шарам, принадлежащим небу и бороздящим его миллионы лет на крыльях вечернего бриза. Дирижаблики из ее снов крепко держали свой балластный камень двумя самыми длинными щупальцами, и Ваата ощущала утешительную твердость тесно прижатого камня.

Думы и сами были для нее подобны дирижабликам или шелковым нитям, реющим во мраке ее разума. Иногда она прикасалась к бодрствованию Дьюка, плывущего подле нее, и осознавала окружающее через его мысли. Раз за разом она заново переживала вместе с ним ту жуткую ночь, когда гравитационное смещение двух солнц Пандоры уничтожило последнее людское обиталище на хрупкой суше планеты. Дьюк постоянно позволял своим мыслям соскальзывать в это воспоминание. И Ваата, связанная с перепуганным мутантом, словно двое морян-ныряльщиков, связанных единым страховочным тросом, была вынуждена заново создавать сны, которые утешали и исцеляли страхи Дьюка.

— Дьюк спасся, — шептала она в его разуме, — Дьюка взяли в море, где Хали Экель исцелила его ожоги.

Тогда Дьюк хныкал и поскуливал. Пробудись Ваата, и она бы услышала его собственными ушами, ибо Ваата и Дьюк находились в одном помещении в Центре жизнеобеспечения Вашона. Ваата лежала, почти полностью погруженная в питательный раствор — чудовищная гора розовой и голубой плоти с явными человеческими женскими чертами. Громадные груди с гигантскими розовыми сосками вздымались из темного питательного раствора, словно две горы из коричневого моря. Дьюк дрейфовал рядышком — ее спутник, привычный отзвук в бесконечности ментального вакуума.

На протяжении поколений их питали и почитали в центральном комплексе Вашона — обители капеллана-психиатра и Комитета по Жизненным Формам. Моряне и островитяне несли караул возле этой парочки под руководством КП. То было ритуальное наблюдение, которое со временем разъедало ту почтительность, которую обитатели Пандоры еще в раннем детстве перенимали от родителей.

«Эти двое всегда были такими. Они всегда были здесь. Они — наша последняя связь с кораблем. Пока они живы, Корабль с нами. Это БогоТворение удерживает их живыми так долго.»

Хотя Дьюк иногда и приоткрывал свой глаз, пробуждаясь, и озирал караульных в угрюмом окружении живого пруда, Ваата не пробудилась ни разу. Она дышала. Ее гигантское тело в полном соответствии с генетическим наследием келпа, получало энергию из питательного раствора, омывающего ее кожу. Анализ раствора обнаруживал следы человеческих выделений — их удаляли сосущие рты слепых рыбок-поскребучек. Иногда Ваата фыркала, и ее рука подымалась из раствора, словно левиафан, поднявшийся из глубин прежде чем вновь погрузиться в бездну. Ее волосы продолжали расти, пока не простирались по всей поверхности раствора наподобие келпа, щекоча безволосую кожу Дьюка и нервируя поскребучек. Тогда КП входили и с почтением, но не без примеси алчности, обстригали волосы Вааты. Потом их мыли, разделяли на пряди для благословения, а потом продавали маленькими локончиками в качестве индульгенций. Их покупали даже моряне. Продажа Волос Вааты была основной статьей доходов КП в течение многих поколений.

Дьюк, более других людей осознающий свою связь с Ваатой, задумывался над природой этой связи, когда присутствие Вааты оставляло ему время для собственных раздумий. Иногда он говорил об этом со своими часовыми, но стоило Дьюку заговорить, и тут же начиналась суета, призывали КП и начинались прочие проявления неусыпной бдительности.

— Она меня живит, — сказал он однажды, и эти слова сделались лозунгом на коробочках с волосами Вааты.

Во время подобных бесед КП осыпали Дьюка заготовленными вопросами, то выкрикивая их, то вопрошая Дьюка тихо и почтительно.

— Ты говоришь за Ваату, Дьюк?

— Я говорю.

Только такой ответ они получали на этот вопрос. Поскольку было известно, что Дьюк — один из приблизительно сотни первоначальных мутантов, зачатых с вмешательством келпа и, таким образом, носящих в себе его гены, его иногда расспрашивали о келпе, некогда правившем ныне бескрайним морем Пандоры.

— У тебя есть память келпа, Дьюк?

— Авааты, — поправлял Дьюк. — Я — камень.

Этот ответ вызывал бесконечные споры. Аваатой келп именовал себя. Упоминание о камне оставляло теологам и схоластам простор для толкований.

— Должно быть, он имеет в виду, что сознание существует на самом дне моря, где обитает келп.

— Нет! Вспомните, келп всегда приникал к камню, подымая слоевища к солнцу. А дирижаблики использовали камень как балласт…