Эффект «домино» - [15]

Герка снисходительно похлопал меня по плечу:

— Стареешь. Стареешь прямо на глазах, — проговорил он. — Не успеваешь уже за новостями. Пашка-то на свободе. Его алиби стопроцентно подтвердилось безо всяких там натяжек, оговорок.

— А как же быть с папиллярными узорами его пальчиков на ноже? — пригасил я пыл оптимизма в Геркиной душе.

— Загадка ножа удручает, — проговорил он уже упавшим голосом. — Она может так и остаться великой тайной криминалистики.

Я в ответ хмыкнул, допил пиво. Движением руки эффектно отодвинул от себя кружку так, что она, проскользив по столу, застыла на краешке, и нравоучительно изрек:

— Гера, нельзя присваивать высокий титул тайны обыкновенному убийству, которое к тому же далеко не расследовано. А насчет ножа можешь загибать пальцы: а — Чегин мог запамятовать на самом деле, где и когда касался рукоятки; бэ — Чегин не желает впутывать в это дело совершенно невиновного, по его мнению, человека, потому и играет в неведение; вэ — мы постоянно упускаем из виду одного типа, который может дать вразумительный ответ, что же произошло в квартире Макарова. Я имею в виду доброхота, приславшего в ваше учреждение писульку. Ведь это он мог так ловко озадачить нас происхождением отпечатков пальцев на ноже. Его поиски надо бы возобновить.

— Это уже больше по вашей части, сыскной, — вклинился Писарев в мои рассуждения, напоминая о разграничении обязанностей.

— Ты пальчики загибай, — обрезал я его и продолжил: — Помнишь, ты предполагал, что в случае с Макаровым могла быть месть? Так вот, теперь этот вариант приобрел более конкретное очертание: месть родственников погибшей. Не заняться ли вам этой версией, как говаривал Ленин, всерьез и надолго?

Заниматься родственниками не пришлось. На следующее утро произошло совсем неожиданное событие: в районный отдел милиции пришел мужчина, назвался Колмыковым Михаилом и представился двоюродным братом Петруниной Марины. Далее пришедший заявил, что это он обошелся так жестоко с Макаровым, именно так, как тот обошелся с его сестрой. Достоверность заявления мог подтвердить только следственный эксперимент. Заинтересованные люди из прокуратуры и милиции в очередной раз собрались в квартире Макарова. Привели мужчину, лет тридцати пяти, щупловатого на вид, с подвижными, горящими беспокойством глазами. Я успел выяснить, что это старший сын Колмыковой Антонины Петровны, и теперь не исключал его возможной причастности к убийству сотрудника милиции.

Начал он довольно-таки уверенно, чем ясно дал понять, что в этом помещении уже бывал. Он сразу открыл дверь в спальню, показал на кровать, обрисовал, в каком положении находился Макаров. Путаница в его показаниях началась после просьбы районного прокурора начать все по порядку и вопроса:

— Как вы открыли дверь в квартиру?

Мужчина наморщил лоб. Подошел к двери, подергал за ручку.

— Не помню, — заявил он.

Его ответ озадачил всех.

— Вы не помните, как проникли в квартиру? — продолжал пытать его районный прокурор.

— Кажется, я позвонил.

— И вам открыли?

— Нет-нет, вспомнил, дверь в квартиру была открытой. Правда, открытой, — мужчина обошел нас, заглядывая каждому в глаза. — Поверьте, она была открытой.

— Хорошо, была открытой и вы вошли, — приглушил эмоциональный всплеск подозреваемого прокурор. — И что вы делали дальше?

— Дальше? Я сбегал на кухню, схватил нож, вошел в спальню и ударил его ножом в живот… Потом ушел. Вот и все.

— А пистолет?

— Какой пистолет? — глаза мужчины наполнились еще большим беспокойством.

— Вы стреляли из пистолета?

— Я? Нет… Не помню. Я находился в состоянии аффекта. Я ничего не помню, — он вновь стал обходить каждого из нас. — Но это я убил его.

Мы втроем — Писарев, Алешин и я — переглянулись.

— Кажется, придется наводить справки в психушке, — негромко произнес Алешин.

Справки навели. Мужчина действительно состоял на учете в психоневрологическом диспансере с диагнозом «маниакально-депрессивный психоз».

Однако полученные в медицинском учреждении сведения ситуацию не упростили: круг вероятных убийц Макарова увеличивался еще на одно лицо. Соответственно прибавлялось и версий, которые предстояло проработать. Мы даже не исключали и такой вариант: на Макарова покушались дважды. Сначала его кто-то застрелил из пистолета, а затем уже психически больной мужчина вонзил в мертвое тело нож. Правда, и здесь обозначилась та же закавыка, мешающая стройности всех версий: на рукоятке ножа были выявлены лишь отпечатки пальцев Пашки Чегина.

VIII

Я дежурил в составе оперативной группы. Ночь проходила спокойно. Особых происшествий по городу не наблюдалось, так, мелкое хулиганство, пьяные драки, семейные скандалы, доходившие до рукоприкладства, — все это пресекалось либо патрульно-постовой службой, либо выездом на место районных групп быстрого реагирования. Под утро меня несколько сморило, скорее от безделья, и я позволил себе прикорнуть, привалившись к стене.

То тревожное сообщение, которое подспудно ожидалось всю ночь, поступило полновесным летним утром, когда уже дворники отширкали метлами и на улицах появились спешащие на работу люди, и солнце, еще не знойное, заглядывало через окна, делая побудку нерадивым и просто любителям поспать, а я, потянувшись до хруста в костях и поглядев на часы, уже мысленно благодарил Всевышнего за спокойное дежурство. Оказалось, преждевременно.