Эффект «домино» - [11]

— Садись, — я кивнул в сторону стоявшего перед моим столом старенького стула.

— Я ненадолго, — пообещал он и задумался.

Как бы подгоняя его, пришлось прикашлянуть.

— Лешка Макаров убит, — проговорил он.

Я лишь сочувственно вздохнул.

— Это я его обнаружил, сон под утро нехороший увидел.

Увы, заинтересованности с моей стороны не прибавилось. Ждал, что он скажет дальше.

— А накануне, вечером, я заходил к нему. Он был навеселе. И что самое странное, впервые не пригласил меня пройти. Говорил, что устал и ляжет спать. Правда, время уже было позднее. В общем, всем своим видом показывал, что я персона нежелательная. Пришлось уйти. Подумал, что человеку и на самом деле отдохнуть надо. А теперь понял: у него кто-то был, и этот кто-то — возможный убийца.

Я лишь пожал плечами, как бы говоря этим, что не в курсе и мне нечего возразить. Чегин примолк, но за нервным покусыванием губ виделось нечто важное, которое он готовился преподнести.

— Я думаю… — начал он, — я предполагаю… В общем, мне кажется, Лешку Макарова убили из-за тех… из-за того мужика, ну, что возле магазина застрелили.

— Почему ты так решил?

Нужно было видеть мученическое выражение его лица. Но происходившая в нем внутренняя борьба не вылилась в поток каких-то откровений, он произнес лишь единственное слово:

— Интуиция.

Неопределенность разговора нервировала. Когда человек колеблется: говорить или не говорить, — любое неосторожное слово или даже жест подвинут его в сторону замкнутости.

— В общем… — Чегин замялся, вновь на лице приступ мучений, причина которых мне не ясна.

— В общем, я так, на всякий случай, высказал соображения, вдруг потом пригодятся, — Чегин резко поднялся. — Не буду больше задерживать.

И, словно испугавшись, что я могу его остановить, поспешил к двери, рывком открыл ее и исчез.

Странный визит озадачивал. Я хмыкнул, пожал плечами и начал торопливо собираться.

У входа в закусочную валялся пьяный. Из приоткрытых дверей несло кислым пивом. Внутри — знакомые лица, от бармена до завсегдатаев этого далекого от фешенебельности увеселительного заведения.

Осведомитель находился уже здесь. Он цедил хмельной напиток и бросал косые взгляды на входивших. Увидев меня, закричал:

— Вадя, мать твою, куда ж ты запропастился?

Произнесенная им фраза наверняка должна была показать окружающим наши дружеские отношения, хотя понятно, что вместе с матом из него вылетела толика той неприязни ко мне, что постоянно копилась в нем.

Взяли по стопке водки и по кружке пива. Чокнулись, выпили. Поморщившись, закусили килькой. Обычно у нас разговор вкатывался в деловую колею безо всяких понуканий и раскачки. Правда, на сей раз, скроив мину услужливости, он начал издалека, но я, не перебивая, все равно вслушивался в его речь. И вдруг догадка отсекла меня от действительности — невнятно зазвучал голос осведомителя, поутих шум в помещении. Посланное, словно свыше, озарение подсказало, ради чего приходил Пашка Чегин. Он просто хотел поведать мне тайну той ночи. И наверняка не только поведать, но и спросить совета: как поступить дальше? Но почему пришел ко мне, а не к Алешину? И почему именно сейчас, а не раньше? Впрочем, вопросы не так уж и сложны. Алешин поверил в его непогрешимость, и он не решился огорчить его, по-видимому, сочтя, что правда, доведенная до друга через третье лицо, окажет менее болезненное воздействие. А к раскрытию тайны его подтолкнула смерть Макарова: никто теперь над ним не стоял, и он волен распоряжаться собственной жизнью, как заблагорассудится. Попытка не получилась, возможно, даже из несколько прохладного отношения к нему. Надо подтолкнуть его к раскаянию, поддержать, приободрить. Он явно находился в состоянии депрессии, где понятия «жизнь» и «смерть» равнозначны.

— Ты чего, Андреич? Тебе плохо? — услышал я голос осведомителя, возвративший меня в действительность.

— Нет-нет, продолжай, — я взялся за кружку с пивом.

— Так вот и говорю, бабенка-то, по слухам, в свое время челночила и в Турцию, и в Польшу, и в Финляндию, — продолжал осведомитель. — Так что на хате у нее было чем поживиться. Работали, конечно, по наводке, но действовали не нахрапом, а исподволь обхаживали ее.

— Давай поконкретнее, — терял я терпение, ибо внутри засела мысль о Пашке Чегине.

— Можно и поконкретнее, — он отхлебнул пива и, подавшись ко мне, проговорил: — Труп-то где обнаружили? В постели. Только приласкали, бедненькую, и задушили.

— Кто задушил? — подгонял я медленно говорившего осведомителя.

— Известно, игравший роль любовника.

— Не тяни кота за хвост, если знаешь фамилию убийцы, то выкладывай.

— Убийца он иль не убийца — это уж вам решать. Могу сказать одно: последнее время возле нее ошивался ваш, ментовский, и, кажется, опер.

Я выстрелил в него злым взглядом, и не потому, что он сделал кивок в сторону кого-то из наших, раздражала его медлительность.

— Не смотри на меня так, начальник, говорю то, что знаю. Она же долларами спекулировала, капитал себе баснословный нажила, а он у нее вроде «крыши» был, чтобы крутая братва к ней не особенно совалась.

— Откуда все известно?

— Так какая баба утерпит, даже под страхом смерти, чтобы не поделиться с подругой или соседкой радостью. Вот, мол, у меня Леша есть, клевый кореш, да еще в милиции работает. Ведь разорвет бабу от счастья, надо, чтобы ей другие позавидовали. Может, она под грифом «секретно» радостью делилась, но ведь нет на свете женщины, которая чужую тайну при себе удержала бы. Вот слушок и до меня докатился.