Эффект бабочки. Израиль – Иран: от мира – к войне, от дружбы к ненависти - [26]

Я начинал понимать необычайно покойный образ жизни тех, кто существовал в двух мирах. Один мир был обычным, с его суетой, страхом и мелкими заботами. Другой ежеминутно восходил из потока древних букв жизнью праотцев, погруженных в этот книжный поток, как в свежее течение вод Иордана, и в нем никогда не испытывавших скуки и страха перед вечностью.

Но понимание этого было поверхностным, головным, отвлекающим, ибо в дни войны именно в страхе и мелких заботах, во внезапном телефонном звонке, стуке в дверь, слове, оброненном случайным прохожим или соседом по столу в читальном зале, таилось будущее, которое могло мгновенно перевернуть всю жизнь.

Раньше, в мирные дни, я проверял серьезность читаемой мной книги малозначащими разговорами в соседней комнате или за соседним столом: отвлекало ли это от чтения.

Теперь эту меру сменила иная мера, прирастающая к любому звуку, вскрику, бормотанию, плачу или молчанию, угрожающе растянутым пространством и временем войны.

Я собирался лечь спать. В этот миг раздался стук в дверь. Сердце замерло. Жена мгновенно вскочила, но боялась подойти к двери.

Я заглянул в глазок и с каким-то незнакомым самому себе вздохом, в котором выразилось все, что было загнано на дно души, отворил дверь. Перед нами стоял сын, почерневший от загара, с выгоревшими до цвета соломы волосами и выцветшей в какой-то неопределенный цвет формой.

Началась невероятная суматоха. Жена поставила на огонь кастрюлю с пельменями, я наливал ванну. Тут оказалось, что весть разнеслась по всему дому. В дверь беспрерывно стучались соседи. Кто нес торт, кто трехлитровую банку с вишней, закрученную старым домашним способом, кто коробку шоколадных конфет. Дом продолжал гудеть далеко за полночь, в то время, когда сын заснул в ванной, разморенный горячей водой, был разбужен с трудом и уложен в постель. После того, как выпустили воду, в ванной остался – толщиной в несколько пальцев – суглинок, принесенный из Ливана.

Несколько часов, потрясших мир

Некоторое время до начала войны Асад ввел советские противовоздушные ракетные батареи САМ, в Ливанскую долину – Бекаа.

«Берегись, – взывал к нему Менахем Бегин, – там тебя поджидает Рафул».

Журналисты Израиля подзуживали своего премьер-министра: «Ну-ка, ну-ка, покажи, Бегин, на что ты способен?»

Тем временем над полем разворачивающихся боевых действий стаей ос кружились беспилотные самолеты. На центральном экране главного компьютера в командном бункере ВВС Израиля из всей этой мозаики поступающей видеоинформации можно было мгновенно выделить необходимый фрагмент с точными координатами его места и движения пехотного или танкового подразделения.

Главную заботу вызывали сирийские, вернее, советские мобильные противовоздушные батареи СА-6, СА-2, СА-3, продвижение которых в южную часть Ливанской долины отлично наблюдалось на экране. Сирийцы ввели в долину около двадцати процентов ракет, выставив на границе, в Дждидат-Явус. Не внял президент Сирии Хафез Эль Асад предостережениям премьер-министра Израиля Менахема Бегина, угрозы которого – уничтожить ракеты в считанные часы – вызывали все более язвительные шуточки израильских журналистов.

В командном бункере, где все, казалось бы, было подготовлено к этой операции, тревога изводила душу каждого, кто был причастен к этому делу.

Со времени войны Судного дня огромная тень сомнения стояла над возможностью израильских самолетов бороться с этими ракетами, от которых они тогда понесли огромный урон. А тут ведь еще была их новая усовершенствованная модификация.

Пока же по испорченному телефону в бункер пришли оброненные командиром одного из полков слова: «Вступаем в войну с Сирией». И как доказательство этому один беспилотных самолетов, как говорится, принес на хвосте картинку: сирийские пехотные части движутся на юг.

Шел третий день войны. До полудня израильские войска продвигались, не встречая значительного сопротивления, расстреляв по пути пятнадцать сирийских грузовиков, которые спешно вывозили солдат из близкого к падению Джезина. Но после полудня противник ввел в бой новейшее оружие – вертолеты «Газель» французского производства, вооруженные ракетами воздух-земля, способными поразить цель на расстоянии более четырех километров. Впервые арабы пользовались этим оружием. Наступление танковых колонн застопорилось. А ведь главная цель была – как можно быстрее дойти до шоссе Бейрут-Дамаск, и, таким образом, взять в клещи сирийскую армию, находящуюся в Ливанской долине. Вместе с вертолетами «Газель» стали вести активный бой с танками сирийские коммандосы, вооруженные противотанковыми ракетами. К восточной границе Ливанской долины вышла из Хомса третья бронетанковая дивизия, которой командовал брат сирийского президента Рифат Асад.

В бункере напряженно следили за тем, как самолеты помогают наземным войскам, нанося удары по тылу сирийской армии на виду у противовоздушных батарей, которые не вступали в бой, ибо, согласно данным разведки, получили приказ открывать огонь лишь в случае прямой атаки на них ВВС Израиля. Сирийские самолеты тоже кружились в воздухе, пытаясь вступить в бой, но несколько из них было тут же сбито. Тем временем сирийские наземные войска накапливали силы в районе Ливанской долины. Усиливалась опасность, что не удастся дойти до шоссе Бейрут-Дамаск без уничтожения противовоздушных батарей. На этом настаивал на заседаниях правительства министр обороны Ариэль Шарон, вопреки сдержанному отношению к этому начальника генштаба генерал-лейтенанта Рафаэля Эйтана, который считал, что уничтожение этих батарей сразу же приведет к вмешательству сверхдержав и требованию прекратить огонь.