Ее темное желание - [2]

Быть может, однажды такая тишина воцарится навсегда.

От этой мысли я ощутила в груди пустоту, в которой каждый удар сердца отзывался гулким эхом. Сильнее всего мне хотелось броситься к матери, разбудить ее и обнять изо всех сил. Глупая, наивная мысль. Я бы просто сделала ей больно. Она стала так слаба. Боль в руках и ногах пожирала ее медленно, но неотвратимо. В хорошие дни она еще ходила к фонтану, чтобы помыться, в плохие ей нужна была помощь, даже чтобы пересесть с кровати на кресло. Обычно люди заболевали увяданием в старости. Но мама заболела еще в молодости, и с каждой зимой ей становилось все хуже.

От мысли, что я оставляю ее одну, меня окатывало ледяным холодом, словно налетал мюр, северный ветер. Впрочем, я попросила нашу соседку Анкен позаботиться о маме, и я знала, что она поступит по совести. Но как я могла уходить, не зная, смогу ли я вообще вернуться? Как долго станет ждать Анкен? Когда она догадается, что я соврала, что я вовсе не отправилась на поиски редких трав для лекарства?

Я тихо опустилась на колени рядом с сундуком для одежды и распахнула крышку. Глубоко внизу, под платками, рубашками, халатами и грубыми штанами для работы в конюшне – вещами, которые мне когда-то совершенно нельзя было носить, – лежало мое последнее бальное платье. Изумрудно-зеленое платье, которое мы не стали ни продавать, ни перешивать на что-то более практичное после того, как нас сослали в эту деревню. Мама всегда считала, что оно мне еще пригодится. В каком-то смысле она была права, так как в складках его юбки меня поджидал мой мюродем – традиционное оружие жителей Немии, которое мне приходилось прятать, потому что была недостойна его носить. Я вытащила изогнутый клинок, который уже несколько дней точила и полировала, а за ним и ремень с кожаными ножнами, которые я чистила и натирала маслом. Они были подогнаны под мою фигуру, и мюродем держался на боку так сбалансированно, словно был частью моего тела. А вот заплечный мешок оказался тяжелым. Теперь осталось натянуть перчатки, без которых я никогда не покидала нашу хижину. Я оглянулась еще раз, скользя взглядом по очертаниям шкафа и сундука, по своей постели и по кровати, где спала мать. Больше в нашем домишке места ни на что не оставалось. В соседней комнате была кухня, и мы с мамой натыкались друг на друга, если пытались зайти туда одновременно.

– Лэйра?

Услышав тихий мамин голос, я закрыла глаза и беззвучно вздохнула. Теперь мне придется прощаться с ней, вместо того чтобы обойтись объяснениями в письме, которое я оставила на столе у ее кровати.

– Луилэйра, ты проснулась? Пожалуйста, принеси мне немного воды.

– Сейчас.

Я метнулась к кухонному столу, где стоял графин, и наполнила стакан водой. Руки дрожали так сильно, что несколько капель пролилось на деревянный пол, превратившись в темные пятна. Наполнив стакан, я отнесла его маме. Она взяла меня за руку и сжала ее.

– Спасибо, милая. Извини, что я тебя разбудила. Мне стоило раньше об этом позаботиться, тебе нужен сон.

– Все нормально, – перебила я ее. – Я все равно не спала.

Замечает ли она, что я одета? Что я уже надела и холщовые штаны, и даже кожаные перчатки? В плохие периоды болезнь затуманивала ее разум, и она воспринимала все словно в тумане. Но то, что она не заметила даже шерстяную накидку, которая в темноте превращала мой силуэт в бесформенную тень, ужаснуло меня. Могу ли я уйти, если она в настолько плохом состоянии?

Я помогла ей попить, а потом взяла платок, чтобы вытереть пролившиеся из ее рта капли. Мама выглядела плохо, ее кожа казалась серой. Ответ стал мне ясен, как чистое звездное небо. Я должна идти. Не только ради Десмонда, но и ради нее.

– Мне нужно уйти на пару дней, – прошептала я. – Но не беспокойся ни о чем, ладно? Анкен хорошо о тебе позаботится.

К моему удивлению, она улыбнулась – я отчетливо увидела это в лунном свете, падавшем на ее осунувшееся лицо.

– Ты отправляешься в замок, Лэйра? Собираешься встретиться со своим возлюбленным?

Как хорошо, что она не заметила, как мои глаза наполняются слезами.

– Да, мама. Я собираюсь встретиться с Десмондом.

Но я отправлялась вовсе не в замок, потому что мой любимый был уже не там. Он находился совершенно в другом месте.

– Я переживаю, как бы нам снова не пришлось переносить свадьбу. К концу лета, мама, ты снова будешь жить в замке, в одном крыле с семьей Десмонда. Тебе больше не придется мерзнуть, когда наступят осенние ливни, а потом их сменят мюр и зимние холода. И тогда о тебе будут заботиться лучшие целительницы. После свадьбы все изменится к лучшему.

Сказать, что все будет хорошо, нельзя: это уже невозможно. Но все станет лучше.

– Самое главное, Лэйра, – там я увижу, как ты танцуешь.

Я заставила себя слабо улыбнуться.

– Тогда ради тебя я буду танцевать каждый день.

Стоя рядом с ее кроватью, я подождала, пока по шумному дыханию мамы не станет ясно, что она снова заснула, и наклонилась над ней, коснувшись губами ее волос.

– Не сердись на меня, мама. Ты этого не одобришь, но я делаю это для тебя.

Затем я взвалила на плечи тяжелый дорожный мешок, взяла в руку свои кожаные сапоги и отнесла их к двери. Тихо, теперь, главное, тихо.