Ее крестовый поход - [157]

Таким образом, для Изабеллы тоже не оставалось выбора. Ею распорядятся как главной драгоценностью в короне Иерусалима. При всем сострадании к подруге Иден все же отметила, что той, по крайней мере, предстояло выйти за человека, которого она считала привлекательным. Генрих Шампанский, во всяком случае, для любой женщины в тысячу раз более приемлем в роли мужа, чем барон Хьюго де Малфорс.

— Пусть же она даст согласие завтра… если это положит конец хоть одной из ваших вечных бессмысленных ссор, — в сердцах воскликнула Джоанна. — Расскажи мне, Ричард, как продвигается договор с Саладином? Лучше бы тебе поторопиться с его заключением, ибо маленький Джон протягивает свои липкие пальцы к твоей короне. Наша матушка шлет целый список жалоб на него со всех концов страны. Такой же длинный, как твой несравненный меч.

Ричард предпочел не замечать ее недовольного тона.

— Уилл Лонгшамп шлет другой, — мрачно проговорил он, проводя рукой по лбу. — А кузен Филипп зашевелился в Нормандии, несмотря на данную мне клятву. Да сгниют его желчные потроха! Могу поклясться, Джон тоже приложил к этому руку. Он так близок с Филиппом, как был до смерти отца. Видит Бог… пришло время заняться собственным королевством. Но что сейчас важнее… Иерусалим или Анжуйская империя… если она еще существует? Кто знает! — воскликнул он в порыве отчаяния. — Быть может, пока сюда шли тревожные послания, брат Джон тем временем уже уютно уселся на моем троне, болтая над землей своими красными пятками?

— Бедный Джон. Если бы он был повыше ростом! Возможно, тогда ему не пришлось бы влезать на твой трон, чтобы заявить о себе, — недобро заметила Джоанна.

— Ты дура, Джоанна. Придержи язык.

На сей раз Иден была с ним согласна.

Он поднялся и пересек двор, при этом лицо его выражало отчаянную борьбу, словно истина, к которой он стремился, была перед ним, но превосходила его понимание.

— Столь близко подошли мы к Иерусалиму, — проговорил он со смирением, которого Иден прежде не замечала. — Простит ли мне Христос, если я сделаю еще одну, последнюю попытку?

Джоанна вздохнула. Ей хотелось видеть Иерусалим разрушенным до основания.

Беренгария же дотронулась до его руки, гнев ее прошел, в глазах светилась вера.

— Если ты добьешься успеха, то будешь прославлен как величайший монарх христианского мира, новый Карл Великий. Никто не осмелится противостоять завоевателю, который вернул Христу его Святой Город. Это всегда было твоей мечтой, Ричард. Не отступайся от нее.

Ричард взял обе ее руки в свои и поцеловал их. Он не скрывал своей признательности.

— Благослови тебя Бог, Беренгария. Сердце говорит мне, что ты права. Я смотрел на город только издали. Тогда я не думал, что он покорится мне, но все же так может случиться. — Лоб его разгладился, кровь вновь прихлынула к лицу. — Клянусь святой Девой, иначе и быть не должно! Ведь только вчера один из оруженосцев доставил мне чудесный священный дар. Я собирался рассказать вам… это часть Подлинного Креста, что была захвачена язычниками при Хаттине. Мальчик нашел его под подушкой, на которой лежит моя корона. Ни он, ни другие не знают, как реликвия попала туда. Они называют это чудом. Почему бы и нет? Чудо, хоть, может статься, мы его и не заслужили, как раз то, что нам теперь нужно. И как знать, возможно, Бог и в самом деле посылает нам знамение. Чудо или нет, я буду считать его таковым и сражаться до конца, дабы вернуть Крест в его истинную обитель.

Лицо его озарилось устремлением, словно в былые дни на Сицилии или Кипре. При этом зрелище долго вынашиваемая ненависть Иден куда-то исчезла, и она почувствовала предательское желание снова поверить в легенду, увидеть в нем Золотого Воителя из гавани Акры, непобедимого защитника христианского мира, о котором мечтала Беренгария.

Тут Джоанна издала свой горловой смешок:

— Великолепно, Ричард, просто великолепно. Но я думаю, ты должен кое-что узнать.

— Нет! — воскликнули в один голос Иден и Беренгария.

Ричард был явно сбит с толку.

— Джоанна… не стоит именно сейчас досаждать ему своим эгоизмом, — угрожающе сказала Беренгария.

Намек был вполне очевиден. Не время было говорить о причастности де Жарнака к этому столь необходимому чуду.

Король впервые улыбнулся по-настоящему и расцеловал свою сестру в обе щеки.

— Больше ни слова, Джоанна. Позволь мне сохранить иллюзию. Оставь на время насмешки. Прибереги их до тех пор, пока не окажешься в Иерусалиме. Там тебе понравится.

Джоанна вздохнула, но вернула ему поцелуй.

— Еще больше мне понравится во Франции, — сухо сказала она.

После того как Ричард ушел, она нетерпеливо повернулась к Беренгарии:

— Разве мой брат ребенок, чтобы так его обманывать?

Королева бросила на нее холодный взгляд.

— Разве обязательно быть ребенком, чтобы тебе позволили надеяться? — отпарировала она.

Ее достоинство на короткий момент смутило Джоанну, но затем, сузив глаза, та продолжила:

— Он дал слабую надежду мне… или Иден. И для блага самого де Жарнака он должен узнать правду. Он не может по-прежнему считать предателем человека, возвратившего Подлинный Крест.

— Джоанна, как ты можешь быть столь бестолковой, — бесцеремонно спросила Беренгария, — хотя сама принадлежишь к Плантагенетам? Разве не ясно, что сэр Тристан уязвил гордость Ричарда? Ведь всей душой он любил этого человека. И мог принять его отступничество, лишь ожесточившись сердцем. Так он и сделал, и так должно оставаться. Но, может быть, со временем мы попробуем как-то залечить эту рану… но не сейчас, Джоанна, не сейчас. Сначала должен быть Иерусалим.