Эдуард Стрельцов. Трагедия великого футболиста - [20]
Камера мытищинского КПЗ оказалась полутемной комнатой, четыре на четыре метра. Деревянные нары на высоте тридцати сантиметров. Там, где обычно кладут голову, вместо подушек, под углом была прибита доска. В камере — спертый воздух, страшная вонь от постоянного нахождения в ней, мягко говоря, не очень чистых десяти-пятнадцати человек, грязной обуви, белья, испорченных остатков продуктов, ну и, конечно же, знаменитой во все российско-советские времена «параши» — сваренного кустарным способом бака на три-четыре ведра, в который оправляются люди и который выносится из камеры один раз в сутки утром.
Под самым потолком тускло мерцала зарешеченная лампочка, так что Эдик, зайдя в камеру, сразу не мог разглядеть ничего. Только услышал чей-то голос:
— О, с приехалом!
— Здрасьте, — ответил Эдик, поняв, что таким образом с ним здороваются.
К нему подошел парень лет двадцати пяти с недельной щетиной, худой, и, как показалось Эдику, больной, потому что все время покашливал.
— Ну, рассказывай, по какой чалишься, — обратился парень к Эдику.
— Чего? — спросил Стрельцов, не поняв, что от него требуется.
В камере раздался дружный хохот.
— Рассказывай, говорю, за что сел? Тут ведь для кого тюрьма, а для кого дом родной, — продолжал худой.
— За изнасилование я, — смущенно ответил Стрельцов.
— А-а, тогда тебе места на нарах нет, пока посиди в углу.
Эдик не понял, почему к нему такое отношение. Но не ослушался. Направился в «свой» угол к батарее, снимая куртку. Под курткой была надета старая, но чистая торпедовская футболка с буквой «Т», а на спине его футбольный номер «9». Неожиданно за спиной Эдик услышал чей-то удивленно-восторженный голос:
— Мужики, да это же Стрельцов!
— Ну-ка, тихо всем, — услышал Эдик другой голос.
С нар поднялся мужчина лет тридцати пяти — сорока, смуглый, седоватый, небольшого роста, тоже худой, но чисто выбритый и свежепостриженный под «ежик». На правой брови боксерский шрам от глубокого рассечения.
— Стрельцов? — спросил он.
— Да! — ответил Эдик.
— Футболист из «Торпедо»?
— Точно.
— Ну, тогда садись рядом, немножко поговорим.
Выслушав сбивчивый рассказ Стрельцова, авторитет начал свои пояснения:
— Статья у тебя позорная, за нее здесь бушлат на голову надевают. Бросят тебя твои начальники. Ни ты, ни твоя семья им больше не нужны. Посадят на приличный срок. И не думай, что отношение к тебе будет особое, как к знаменитости. Знаменитостей здесь вообще не любят. К этому надо готовиться. Но мы тебя не бросим. Поддержим. «Маляву» загоним на волю, пустим ее по этапу. Адвоката дадим: или Додика Аксельбанда, или Миловского. Спать будешь здесь, рядом со мной. Насчет пожрать не волнуйся — подогреем, грев будет. А когда увезут на Бутырку, то и там организуем, что надо. Меня туда же отправляют. Понял? Все ясно?
— Все почти понял, — ответил Эдик. — А как вас звать?
— Николай меня зовут. А погоняло мое Загорский. Запомни это, если что, можешь на меня ссылаться.
— И еще вопрос, — сказал Эдик, — бушлат на голову здесь для чего надевают-то?
Авторитет ухмыльнулся:
— Ложись спать, герой, тебе не наденут, не бойся.
Вечером этого же дня Эдик слышал, как надзиратель в коридоре КПЗ называл фамилию Огоньков. Он понял, что Мишка тоже арестован и содержится здесь же.
«Эх, Михей, Михей! Ты-то за что здесь?» — подумал Эдик.
Ночью Эдик почти не спал. Ворочался на жестких досках нар и все думал про маму, про ребят, про Алку с дочкой. Утром уснул под тихое посапывание спящего рядом нового знакомого. Подняли в шесть утра: «оправка», «пересчет». Потом через «кормушку» пайка хлеба на весь день, тарелка какой-то бурды и кружка кипятку. «Весло» протянул Николай. Есть не хотелось, в рот ничего не лезло. Бока болели страшно. В 10 утра подняли к следователю. Показали бумаги, экспертизу. Допрос шел недолго. На вопрос следователя: «Скажите, вы изнасиловали потерпевшую?» Эдик послушно согласился: «Да, я ее изнасиловал», — и подписал протокол. Когда через два месяца, перед судом, знаменитый московский адвокат С.А. Миловский попросил Стрельцова рассказать, что такое «изнасилование», Эдик не смог сказать ничего кроме слов: «Ну! Это! Сами знаете!»
На следующее утро под конвоем на «черном воронке» его и еще трех человек повезли в Бутырский следственный изолятор. Через зарешеченное окошко в обшивке старого «ГАЗона» Эдик узнавал улицы летней Москвы, видел солнце, красивых девушек в платьях-колокольчиках. На душе было муторно и тревожно.
Въезд в Бутырку был такой: как открываются ворота, слышно, а как закрываются, видно в «решку». Машина миновала трое ворот. Заехали в бокс. Охранник по бумаге начал проверять доставленных: он — фамилию, ты — статью, имя и отчество, он — год рождения, ты — число и месяц. Таким образом проверяли личность доставленного. Ошибки исключались. Потом обычная процедура для арестованных: «шмон», стрижка волос наголо, душ, осмотр врачом, дактилоскопирование, затем в «привратку» — комнату для ожидания. Дальше идет «выклик», а потом «вертухай» разводит по камерам.
Эдика отвели в камеру № 127. Не знал тогда он, что нахождение в этой камере называется «сидеть на спецу», то есть в специальной камере, где ведется оперативная работа с теми, от кого надо добиться более полных показаний или признания. Камера была получше, чем в КПЗ. Двухъярусные металлические кровати, их называют «шконками», выдаются одеяло и подушка (их тогда называли почему-то соответственно «баба-яга» и «одуванчик»), выдается тонкий матрац.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кто вы, Лаврентий Берия?Враг народа и советской власти? Послушный исполнитель приказов «инстанций»? А может быть, инициатор давно назревших изменений в политической, экономической, общественной жизни страны, архитектор перестройки, опережавший время и уничтоженный испугавшимися вчерашними соратниками? Законен ли приговор, приведенный в исполнение 23 декабря 1953 года?Об этом и многом другом новая книга заслуженного юриста России Андрея Сухомлинова.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».