Эдуард Дженнер. Его жизнь и научная деятельность - [2]

Мы могли бы привести весьма поучительные данные, полученные трудами различных французских и немецких статистиков, занимавшихся разъяснением настоящего вопроса, то есть успехами культуры вообще, но, к сожалению, это заставило бы нас слишком удалиться от главного интересующего нас предмета.

Само собою разумеется, что мы отнюдь не склонны идеализировать современное положение народа. Мы хорошо знаем, что подавляющее большинство населения весьма далеко даже от удовлетворения самых минимальных потребностей человеческой жизни. Мы хорошо знаем, что часто народ принужден бывает примешивать в свой хлеб всякую мерзость и что нередко целые семьи вымирают у нас от голода и лишений. Нередко, когда не хватает хлеба, народ бывает вынужден питаться крапивой и другими сортами сорных трав, годных служить пищей только для скота. Но зато, с другой стороны нам небезызвестно, что богатство, которым пользуется ныне страна, делится между большим числом людей, чем делилось 300 лет тому назад, и что пища работника в XIV и XV веках была значительно хуже теперешней.

Обращаясь к истории медицины, мы видим, что последняя, теряясь во мраке времен, восходит в периоды, окутанные сплошным мифологическим туманом. Греки получили медицину с востока и сами передали ее нам с уверением, что честь открытия медицины принадлежит богам и сынам богов. И здесь, как и везде, говорит Литтре, искусство опередило науку и привело к ней человечество; лишь долгое время спустя наука, скрывавшаяся в зародыше под эмпирическими процессами, в свою очередь подчинила себе искусство и сделалась руководительницей его; так что наука, долженствующая, казалось бы, по законам логики, занимать первое место, по законам историческим занимает второе. Это нарушение порядка есть общий закон; однажды признанный, он бросает яркий свет на историческое развитие и на умственные потребности, заставлявшие человечество действовать так, а не иначе. Что же касается собственно медицины, то страдание, требовавшее облегчения, и смелость, с какой люди пробовали всякие средства, ведущие к этой цели, подали первую мысль о лекарствах; из них одни были полезны, другие вредны, третьи, наконец, не приносили ни пользы, ни вреда. Мало-помалу разум, работая над этой массой неразобранных фактов, определил отдельные случаи с большей точностью и сообщил первобытному эмпиризму значительную долю уверенности.

В таком приблизительно состоянии оставил Гиппократ медицину за 4 века до христианской эры. Знаменитый энциклопедист второго века до Р.Х. Гален, человек, обладавший громадным философским умом, дает нам первые сведения о функциях нашего организма в известном сочинении «О пользе частей». Однако Гален никогда не рассекал человеческого трупа. После Галена прошло более тысячи лет, и все, что было выработано им, оставалось без изменений. Когда Римская империя погибла под ударами варваров, глубокий мрак царил повсеместно в Европе. Прошло целых десять веков, прежде чем народности, поселившиеся на развалинах Древнего мира, создали себе из обрывков старой цивилизации новую культуру. Всю научную мысль средних веков можно резюмировать тремя именами: Аристотель – для физики и естествознания вообще, Гиппократ – для медицины и Гален – для анатомии и физиологии.

Непомерное уважение к авторитетам и полнейшее игнорирование опыта и наблюдения характеризуют эту темную эпоху. В медицинских школах ограничивались повторением и комментированием Галена, и если изредка какой-нибудь ученый, особенно после случайного рассечения человеческого трупа, удостоверялся, что великий эмпирик древности ошибался, то он или просто молчал, или, если осмеливался говорить, то вместо того, чтобы смело указать на ошибку, робко заявлял, что органы человеческого тела, несомненно, должны были измениться с того времени, когда жил этот знаменитый ученый. Гален же пользовался при своих анатомических занятиях трупами обезьян и собак.

В древнем обществе предрассудки и религиозные доктрины, воспрещавшие рассечение человеческих трупов, служили главнейшим тормозом в деле развития правильных физиологических познаний. До какой степени религиозные идеи древности противились рассечению трупов, лучше всего видно из того любопытного примера, что афиняне приговорили к смертной казни нескольких знаменитых полководцев несмотря на их победы только за то, что трупы воинов оставались на поле битвы в течение известного времени без должного погребения; возможно ли было при подобных взглядах заниматься анатомией человеческого тела?

В некоторых странах, особенно в Англии, чуть ли не до половины XIX столетия рассечение практиковалось только над трупами казненных преступников; немудрено поэтому, что в Англии возник особый класс людей, которые занимались выкапыванием трупов из могил и продажей их студентам и анатомам. В наше время анатомические театры в изобилии снабжаются трупами бездомных горемык, умерших в больницах и не имеющих родственников. Собственно говоря, первая попытка методического рассечения человеческих трупов была сделана александрийской школой еще за 3 века до Р.Х. Эразистратом и его учениками, но эта попытка не увенчалась успехом, и только во второй половине средних веков нелепые предрассудки начали отступать под напором воскрешающей цивилизации, и ученые без опасений и, главное, без нравственных угрызений могли заняться исследованием строения человеческого тела. Но до какой степени, даже в конце средних веков, нравы оставались варварскими, видно из известного рассказа Фаллопия, который мы заимствуем из книги Литтре «Медицина и медики»: