Единственная и неповторимая - [31]

Аманда вдруг увидела одновременно двух Николасов: один завязывал галстук перед зеркалом, а она сидела на стуле рядом с ним, держа в руках огромный ежедневник и зачитывая их совместные дела на следующую неделю; а другой Николас возлежал на кровати с Эмбер, руки которой были привязаны к спинке кровати его галстуком, рядом на полу валялась скомканная рубашка.

— Вот в чем дело. А я серьезный выбор?

— Милая моя, — Николас крепче обнял ее за талию, — ведь я хочу жениться на тебе не только из-за твоего потрясающего бюста и отличного характера. Я женюсь на тебе, потому что знаю — ты будешь хорошей женой и матерью. Потому что ты притворяешься эдакой сучкой в кожаной юбке, но на самом деле милая и добрая. Конечно же, передо мной стоял вопрос — влюбляться в тебя или нет, но твое умение делать кубики изо льда отметает прочь всякие сомнения в этом.

Словно признавая свою вину, он воздел руки к небу, не забывая при этом взглянуть на часы.

— Так ни на ком другом ты бы не женился?

— Женился! — Аманда замерла, а он продолжил: — На тебе, до того как ты сошла с ума и стала обвинять меня в похотливых желаниях к твоим гостям. — Николас обнял Аманду и потерся своим носом о ее нос. — Раз уж ты заговорила об этом, имей в виду: немного шика тебе бы не помешало, когда мы будем наедине. Белые сапожки для верховой езды, эскимосский жилет, плетка, может быть?

Она посмотрела на Николаса. Он улыбался так простодушно и широко, что подозрения улетучились.

Во всех других альбомах похозяйничал Десятый канал. На каждой третьей странице отсутствовала фотография, оставались только прямоугольные пустые места, аккуратно подписанные Ником: «Новый год, 1993», «Мэри Салливан, Эмбер, я, заседание в Будкастере. Ноябрь, 1994». Нетронутыми остались четыре страницы «Вилла Арлекко, Ареццо, Италия. Май, 1992». Если подумать, ничего удивительного. Десятому каналу требовались факты из общественной жизни Эмбер, а на тех фотографиях было только четверо отдыхающих.

Аманда отогнула прозрачную бумагу и начала рассматривать глянцевые снимки. Обычные фотографии людей на отдыхе: улыбки на лицах, загорелые руки, стол со свечами, полуобнаженные женщины в полосатых шезлонгах, сидящие в тени огромных памятников парочки.

Однако сейчас Аманда видела эти фотографии по-другому. Она заметила, что за столом, где хватило бы места десятерым, Николас сидел, тесно прижавшись к Эмбер. На единственном снимке, где они были вчетвером, Аманда и Дэйв смотрели прямо в объектив, а Эмбер хохотала, опершись рукой о Николаса, который улыбался и смотрел ей прямо в глаза.

Аманда вновь схватила свадебный альбом и начала быстро просматривать фотографии гостей, произносящих тосты за ее спиной, в поисках лица Николаса, на котором бы отразилась любовь к ней. Она провела рукой по волосам и опять вернулась к снимкам, сделанным на отдыхе в Тоскане.

Рядом с групповой фотографией был снимок Николаса и Эмбер, склонившихся над фонтаном. Под фото была подпись: «Лукка, пятый день болезни». Ей запомнился этот день. Они с Эмбер вернулись ранним вечером, и Николас принес ей лимонный шербет. Усевшись на край кровати Аманды, он сказал: «Слава Богу, что ты выздоравливаешь. Тут столько достопримечательностей, что можно стать идиотто».

Позади него, освещаемая вечерним солнцем, стояла Эмбер. Подняв волосы вверх и закрутив их на затылке причудливыми завитками, она покачивалась в такт музыке, доносящейся из окна. Аманда тогда сказала им: «Вы выглядите такими отдохнувшими после пяти часов, проведенных в увеселительных заведениях Лукки». Эмбер улыбнулась и вышла из комнаты, проведя загорелыми пальцами по рукаву рубашки Николаса.

Рядом была другая фотография, на которой Аманда и Эмбер стояли у бассейна. На Эмбер был старомодный слитный купальник на бретелях, а на Аманде — высокое бирюзовое бикини. Большую часть времени ей удалось проходить в пляжном сарафане, за что Николас дразнил ее, сравнивая с актером Майклом Уиннером. И когда она однажды прошлась в купальнике от шезлонга к бассейну, он с ликующими криками «Великолепно! Великолепно!» схватил фотоаппарат и сделал несколько снимков. Аманда тогда чувствовала себя как галапагосские черепахи, которые, высидев яйца, стремятся поскорее оказаться в море, зная, что в любой момент их могут схватить и сожрать хищные птицы, парящие в воздухе в ожидании добычи. На этой фотографии с Эмбер она выглядела как пони рядом с арабским скакуном. Под фото была подпись: «Малышка и Эмбер».

Аманда схватила карандаш и записала в блокноте дату рождения Зельды, 23 января 1993 года, то есть прошло чуть более восьми месяцев после их вояжа. Ребенок Баччи, зачатый в Арлекко. Она постукивала карандашом по блокноту, подсчитывая время, проведенное Дэйвом и Эмбер вместе. Дэйв задержался на работе и приехал на три дня позже. Они с Дэйвом заболели одновременно и провели остаток отдыха в постели. По подсчетам Аманды, у Эмбер и Николаса была на все уйма времени — почти полчаса перед ужином в тот вечер, когда он приехал.

У нее вспотели ладони. Она вытерла их о покрывало, поправила свою замшевую юбку, волосы. В конце альбома были фотографии детской вечеринки в Хедланде. Аманда быстро пробежала их глазами в поисках нужного снимка. Вот он: Зельда и Кэсс сидели на качелях, прижавшись друг к другу. Используя прозрачную закладку, Аманда начала сравнивать их черты лица одну за другой. Тут ее взгляд упал на соседнее фото, и она сразу увидела то, что ей было нужно. На лужайке, скрестив ноги, сидели все дети: Кэсс, Людо, сзади Поппи, посередине Зельда с Мелли, младшей дочкой Эмбер, на коленях. Все они щурились на солнце, уголок левого глаза у всех слегка опущен вниз, брови домиком, и наморщенные носы. У всех, кроме Мелли. Аманда взяла блокнот, зачеркнула вопросительный знак рядом с Тосканой и написала ниже: «Зельда».