Единственная - [26]

— Я уже сказал тебе, как ты сегодня великолепна? — Джордан наклонился к Слоун.

— Нет, но сейчас говоришь, и я очень горда.

— Я готов целовать каждую складочку на твоем платье, дорогая.

— О, но, наверное, не сейчас…

Блюда были восхитительны, но Слоун тревожила задумчивость Джордана. Казалось, он ее изучает, все время хочет что-то сказать, но не решается — что его останавливает? Дважды Слоун спрашивала, что с ним сегодня, но он уверял, что все в полном порядке.

После ужина Слоун сказала, что должна позвонить домой.

— Тревис ушел вечером к друзьям, хочу удостовериться, что у него все в порядке.

— Моя мать точно так же, помню, тревожилась из-за меня.

— Прекрасно ее понимаю.

Слоун не раз пыталась представить себе, каким был ее Джордан в детстве. Богатый, избалованный единственный ребенок в семье — наверное, всем от него доставалось.

— Я быстро вернусь, не скучай.

Слоун, забежав на минуту в дамский туалет, пошла к телефону. Ей ответила Эмма: Тревис, оказывается, не только уже вернулся, но и лег в кровать и, похоже, спит. Слоун успокоилась.

На их столике уже убрали посуду, оставались лишь два бокала с шампанским и маленький серебряный подносик, на котором лежали два «печенья счастья» — по ним можно отгадывать свое будущее.

Так здесь было заведено. Джордан быстро взял одно печенье и сунул его в рот. Другой кусочек оказался надломленным.

— А почему мне сломанное? Ты узнал свое будущее, тебе оно не понравилось, и ты подсунул его мне, да?

— Ешь свое печенье, пожалуйста.

— Их ведь и не едят, только читают, что там написано на бумажке, я-то знаю.

— Я съел!

— И зря!

— Черт побери, Слоун, ну можешь ты хоть раз без спора сделать, что я прошу?

Слоун удивил страстный тон, каким это было сказано.

«Неужто мне трудно, в самом деле?!» Улыбнувшись, она надкусила печенье и развернула бумажку, запеченную в тесте.

— «Ваше будущее столь же возвышенно, как беспредельные небеса», — громко прочитала Слоун.

Она почти скомкала бумажку, но вдруг заметила: что-то написано и на обороте — всего одно предложение. Прочитав его несколько раз про себя, она едва решилась произнести вслух:

— «Выходи за меня замуж». А у тебя есть чувство юмора, Джордан Филлипс. — С этими словами Слоун взглянула на Джордана и… поняла, что это вовсе не шутка.

Джордан ждал ответа.

— Так это не шутка, Джордан? — медленно спросила Слоун.

— Я выгляжу сейчас отчаянным шутником, да?

Она отрицательно замотала головой.

— Нет, нет!

Джордан перегнулся через стол, взял руки Слоун в свои.

— Любовь моя, я жду твоего решения.

— Да, — прошептала Слоун, — да…

Она не могла сказать «нет», не могла, не хотела, хотя интуиция подсказывала, что именно сейчас надо бежать от него, бежать далеко-далеко и быстро-быстро забыть то, что она услышала.

Мартас-Винъярд, ноябрь 1986

Бостонцы и жители мыса Кейп-Код называют этот островок просто — «Виноградник», или «Остров виноградника Марты». Странное, на первый взгляд, название имело свое объяснение: по распространенной среди местных жителей легенде остров получил свое имя в семнадцатом веке, когда один из пионеров, Бартоломью Гаснолд, обнаружил здесь дикий виноград и назвал остров в честь своей дочери. Сегодня тут не только выращивают замечательный виноград и производят прекрасное вино, но и разводят омаров; в летние месяцы настоящего туристического бума население острова возрастает в несколько раз. Туристы предпочитают отдыхать в северной его части, где расположены отели, увеселительные заведения. Южная часть — куда менее людная — с частными домами и пляжами, и люди типа Джордана Филлипса предпочитали селиться именно здесь — вдали от посторонних взглядов.

Мунстоун — Лунный камень — был жемчужиной южного побережья. Тридцать акров великолепной первозданной природы, огороженные серой каменной стеной с чугунными воротами. Огромный особняк времен королевы Виктории — построенный и отделанный усилиями матери Джордана, Андреа, женщины образованной, любящей искусство, — до сих пор содержался в идеальном порядке и был буквально напичкан предметами старины, в частности античности, которую Андреа обожала. В гостиной — огромный камин, кровать в спальне тоже удивляла размерами: на ней свободно могли поместиться человека четыре. Лишь кухня, оборудованная по последнему слову техники, была истинным детищем двадцатого века.

Вокруг дома росли сосны и дубы, поэтому воздух тут был удивительный: запах моря смешивался с ароматом смолы, дышалось легко, свободно. Утоптанная тропинка вела к конюшне, настолько добротной, что она вполне могла сойти за человеческое жилище.

Слоун впервые была в Мунстоуне, но Джордан столько рассказывал об этом удивительном уголке, что она не удивилась, когда он предложил именно там отпраздновать День благодарения.

— Надеюсь, Тревис не очень будет огорчен, что не увидит праздничного парада на 34-й улице, — сказала Слоун, стоя у окна и глядя на сына, играющего около дома.

— А ты? — Джордан незаметно подошел и встал позади Слоун, обхватив ее руками. Губы его легко касались волос Слоун, руки нежно скользили по телу.

— Я-то всегда считала все эти парады дикостью.

— Да нет, я не про то. Тебе здесь нравится, но согласилась бы ты жить здесь, уехать из Нью-Йорка, бросить свой дом…