Эдинбург. История города - [3]

Спутником Клерка был Джеймс Хаттон, химик, сегодня более известный как «отец геологии». Он родился в Эдинбурге в 1726 году, умер там же в 1797-м и похоронен на кладбище Грейфрайерс. Он обучался в Эдинбургской школе, затем в возрасте четырнадцати лет поступил в тамошний университет. Хотя его семья, владевшая некоторыми земельными угодьями в Берикшире, занималась торговлей, вначале Джеймса отправили учиться на юриста; однако, поскольку он проводил все время за химическими экспериментами, ему разрешили сменить юриспруденцию на медицину. Свое образование он, как и многие состоятельные шотландцы того времени, завершил в Париже и Лейдене. Вернувшись домой, он основал производство нашатыря, или нюхательных солей, для которых также нашел коммерческое применение в металлургии в качестве флюса. Весь использовавшийся тогда в Британии нашатырь поставлялся из Египта. Хаттон синтезировал нашатырь изобретенным им самим способом, используя в качестве сырья сажу. Чего-чего, а сажи в Эдинбурге (или, как его еще называли, Старом Дымокуре), закопченном в дыму мидлотианского угля, хватало; Хаттон скупал ее у местных трубочистов, чем немало тех забавлял. Он сделал на производстве нашатыря большие деньги. Достигнув средних лет, он приобрел независимость и смог заняться тем, чем хотел по-настоящему — и отдался своей страсти к геологии.

И все же Хаттон и Клерк так и не нашли на утесах Солсбери то, что искали. Правда, они установили, что структура холма отличалась от той, которую можно было предположить по внешнему виду: на осадочных породах лежал слой вулканического происхождения. Это открытие противоречило традиционным для тогдашней геологии представлениям, согласно которым скальные породы должны были залегать глубже, а осадочные — мельче. Такой, согласно описанию в Библии, Великий потоп оставил поверхность Земли. Неужели утесы Солсбери бросали вызов одновременно здравому смыслу и Божественному промыслу?

В действительности эти утесы были сформированы миллионы лет назад, когда расплавленная вулканическая масса затекла между двумя уже находившимися там осадочными пластами, один из которых, верхний, со временем выветрился. Этот геологический процесс был всего лишь одним из тех, что Хаттон смог описать в течение десятилетий кропотливых исследований, наблюдений и раздумий. Ему также стало ясно, что комплекс этих процессов никак не мог совершиться за те 6000 лет, что прошли со времени, когда Бог, по принятому тогда счету, создал Землю. Каким бы ни был точный возраст планеты, он должен был составлять гораздо больше 6000 лет. Нам следует мыслить не тысячами, но миллионами и сотнями миллионов лет; и даже тогда «мы не увидим ни следов начала, ни признаков конца».[1]

Со временем проделанные исследования привели Хаттона к свидетельствам, говорящим об истории Земли гораздо больше, чем когда-либо могли сообщить утесы Солсбери. Дальше по побережью за Эдинбургом находилось местечко Сиккар-Пойнт, где слои скальной породы, сформировавшиеся в глубокой древности, обрывами поднимались из волн Северного моря. Это не были аккуратные, ровные слои; они лежали не только горизонтально, но и вертикально, в виде складок и заломов. Как-то раз Хаттон вместе с товарищами приплыл на недоступный с берега мыс в подбрасываемой волнами лодчонке. Один из его спутников, Джон Плэйфер, впоследствии профессор математики Эдинбургского университета, вспоминал торжественное молчание, в которое погрузились они, когда, благодаря пояснениям Хаттона, поняли, на что смотрят.

Мы чувствовали, что перенеслись в то время, когда сланец, на котором мы стояли, был еще дном моря, когда песчаник, на который мы смотрели, только начинал откладываться в виде песка и глины под тяжестью вод первобытного океана. Или в еще более отдаленную от нас эпоху, когда даже самые древние из этих скал, вместо того чтобы стоять вертикально, как сейчас, покрывали дно моря, еще не потревоженные неизмеримой мощью, которая позднее взорвала твердую кору земного шара. В дали этой удивительной перспективы показалась нам революция, еще более отдаленная во времени. Заглянув столь глубоко в пропасть веков, разум, казалось, испытывал головокружение; и, слушая со вниманием и восхищением философа, разворачивающего перед нами порядок и очередность этих чудесных событий, мы понимали, насколько дальше может пойти разум, нежели когда-либо осмелится последовать фантазия.[2]

Это было начало интеллектуальной революции, в ходе которой род человеческий пришел к более реалистичному взгляду на свое место в космосе — хотя даже сейчас эта революция не завершена, так как мы пока не знаем ответов на все вопросы. Мы не должны забывать и об упрямстве, с каким ортодоксы, сколь бы абсурдным сегодня нам ни казалось их поведение, сопротивлялись этой революции, в особенности когда их убеждения ниспровергали уж слишком умные суровые шотландцы. Викторианский последователь шотландской геологической школы Хью Миллер вспоминал, с какой яростной нетерпимостью носители «английских предрассудков» отнеслись к учению Хаттона. «Его сторонников обвиняли в неверии и безбожии, и, будь в Англии того неспокойного времени протестантская инквизиция, геологи Севера были бы брошены в ее самые мрачные темницы».