Эдинбург. История города - [168]

Но когда в Шотландии поднялся шум, Херрис и Ричардсон обнаружили, что ситуация выходит из-под контроля. Отныне никаких закулисных махинаций, только открытая конкуренция, никаких «удобных» слияний, только упорные схватки. И волей-неволей слияние банков стало делом всей Шотландии, а не заботой акционеров. Самые разные учреждения, от министерства по делам Шотландии и по нисходящей, принимали ту или иную сторону, Янгер умело руководил, Флетчер же превратился в записного демагога, который разъезжал по Эдинбургу и называл директоров Королевского банка «предателями Шотландии». К нему присоединились шотландская пресса, политические партии и лоббисты в парламенте. Возвысил голос и банк Шотландии, уступающий в капитализации лишь Королевскому банку и принадлежащий на 35 процентов банку «Барклайс»: он опасался за собственную участь, если не удастся сохранить целостность и нерушимость местной банковской системы. Правительство обсуждало меры по недопущению кризиса. Требовалось маневрировать, уклоняясь от боя, тем более что комиссия по монополиям была готова вмешаться в любой момент. Биффен справился с алчностью ее чиновников, заявив, что, помимо частных интересов акционеров, на кону стоят и интересы общественные. В подтверждение он охарактеризовал Эдинбург как важнейший финансовый центр и напомнил, сколь значима прочная банковская система для шотландской экономики (ощущается влияние Флетчера). И 1 мая Биффен передал оба предложения на рассмотрение комиссии.[446]

* * *

Комиссии по монополиям понадобился год на принятие решения. Учитывая обстоятельства дела, условия соглашения требовали тщательного изучения. Оба «заморских» банка вовсе не испытывали радости, когда их просили ответить на неконкретные обвинения, которые надлежало рассматривать по непонятным критериям. По крайней мере, Ричардсон придерживался четкой линии: любой ценой остановить «Гонконгский и Шанхайский» банк. Представитель Ричардсона доказывал, что поскольку этот банк базируется за морем, банк Англии в состоянии по закону его контролировать, хотя фактически сотрудничал с ним со дня его основания в 1864 году. Вдобавок намекали, чуть ли не впрямую, что сфера деятельности этого банка, пусть и в бывших владениях короны, оставляет желать лучшего (при этом банк лучше управлял денежной системой в Гонконге, чем банк Англии — валютой Великобритании). Основное же возражение заключалось в том, что, если пренебречь позицией Ричардсона, авторитет банка Англии в Сити заметно ослабнет. Комиссия желала скорее подправить условия предложений, чем отвергнуть любое из них или оба сразу. Но враждебное отношение Ричардсона к «Гонконгскому и Шанхайскому» банку не столько благоприятствовать «Стэндард чартеред», сколько обозначало шотландские притязания на Королевский банк. Задача комиссии свелась в итоге к определению того, перевешивают ли преимущества «пятой силы», базирующейся в Лондоне, стремление к многообразию, то есть к сохранению и развитию Эдинбурга как финансового центра.

В конечном счете комиссия отвергла оба предложения. Несмотря на доводы тех, кто отстаивал противоположное решение, комиссия согласилась, что смена владельца лишит Шотландию контроля над Королевским банком, причинит ущерб экономике, препятствуя карьере потенциальных работников из Шотландии, приведет к банкротству предприятий и помешает «гармоничному развитию страны». Кроме того, комиссия запретила владеть клиринговыми банками из-за границ Соединенного Королевства. Иными словами, она постановила, что Королевский банк должен остаться независимым.

Из этого сражения, похоже, никто не вышел со щитом. Оба заморских банка потратили много времени и денег и ничего не добились. Банк Англии в пользу «Стэндард чартеред» отказался от им же установленного давным-давно разделения банковского сектора на внутренний и внешний и тоже не достиг успеха. Королевскому банку требовалось искать новую схему партнерства. Шотландские правящие круги обзавелись несмываемое пятно на мундире. Люди, окружавшие Херриса, принадлежали к общенациональной системе «взаимосвязанных интересов», в которой директора крупных компаний являлись членами совета директоров в других компаниях. Сам Херрис в разгар шумихи вокруг слияния стал председателем компании «Шотландские вдовы». Его заместитель в Королевском банке, Питер Бальфур, был также председателем совета директоров компании «Скоттиш и Ньюкасл»; кроме того, он возглавлял Шотландский совет — орган, представлявший частный и общественные секторы экономики и вынужденный разбираться с потоком обращенных к Лондону жалоб на действия местных властей. Еще один директор Королевского банка, Робин Дьюти, был одновременно председателем управления по развитию Шотландии, которое финансировало из общественных средств восстановление экономики; в этой должности он во всеуслышание осудил невежество лондонцев в отношении любой территории севернее Уотфорда. Однако где был он и все остальные, когда настала пора выступить против захвата Королевского банка? Они одобряли сделку со «Стэндард чартеред».

Серые кардиналы финансовых кругов, целиком политически приверженные идее единого и неделимого Соединенного Королевства, пытались ущемить шотландские интересы, которые на словах отстаивали. В результате им пришлось подчиниться общественному мнению, изрядно при этом подпортив свою репутацию. Единственным среди них, кто выбился из общего ряда, был лорд Клайдсмюр, директор банка Шотландии. В остальном кампанию против Херриса возглавляли «посторонние», наподобие де Винка и Ноубла или же самого Флетчера, министра-консерватора, родившегося в доме с видом на верфи Гринока, где работал его отец. Национализм не был основным мотивом их поступков, однако несомненно присутствовал — и кое в чем помогал.