Единая-неделимая - [16]

Чуть не всю Библию наизусть знал. И вспомнил Димитрий такой случай.

Было ему, Димитрию Ершову, восемь лет. Вышел он с дедом до рассвета в степь. Степные дали чуть намечались в розовом тумане, мутные и прозрачные. Облако, длинное, тонкое и серое, висело на восток, а под ним раздвигалось и светлело небо. Было оно зеленое, холодное и далекое. Дед поминал тогда земли Хананеев, Хеттеев, Аморреев, Ферезеев, Гергесеев, Евеев и Иевусеев. Казалось Димитрию, что если идти так все на восток, к стынущему стеклу под тонким облаком, то и придешь в эти хорошие и просторные земли, где течет молоко и мед. Таинственные Хананеи, Хеттеи, Аморреи, Ферезеи, Гергесеи, Евеи и Иевусеи представлялись ему людьми необычайного роста, сажени по две или больше, коричневые, обросшие густою шерстью, на людей непохожие. И ходили они, должно быть, на согнутых ногах. Ступит, — и сажень пять одним шагом отмахает. А в руках несли они дубины. И, когда смотрел Димитрий на тонкое далекое облако, чудилось ему, что стоят под ним толпы людей, склонились на одно колено — и поджидают их, и это не то Хеттеи, не то Иевусеи собрались истребить их в степи. Там, далеко полна чудесами степь, а тут была она скучная, однообразная, и полевые дорожки обозначались только репехами да чертополохами, что вдруг выдвигались из сумрака нерастаявшей ночи. На востоке невидимые люди разводили костры, и желтело небо, тлело и загоралось пожарами красных углей. Дали, становились шире. Там солнце вставало, и не могли быть там люди такие же, как в Тарасовке.

— Деда! А какие такие были Хеттеи?

— Хеттеи, Митенька… Как сказать? На манер калмыков, должно, были Хеттеи.

Не удовлетворил ответ Димитрия. Простым очень показался. Нет, не такие были Хеттеи. А непременно козьею шерстью обросшие.

— А Ферезеи, деда?

— Ферезеи?.. Ну, те совсем, сказать правду, как армяне. Первые надуватели были эти Ферезеи.

Не лазил за словом в карман дед. Но не удовлетворили Димитрия его объяснения. Если такие Ферезеи и Хеттеи, то и смотреть их не стоит.

После Ляшенко учитель ему все объяснил. Глупая книга — Библия, так и сказал. Не святая и не священная, а так, просто сказки. Ничего в ней нету божественного.

— А как же, Алексей Алексеич, все в ней красиво так описано? Не от Бога разве?

— От людского таланта. А Бога и нету вовсе, Бога люди придумали, чтобы народ в темноте держать.

Тогда Димитрий хоть и не поверил Ляшенке, но в деде Мануиле усумнился. Так и остался между ними двумя. Между верою и сомнением.

В то самое утро летнее, что вспомнилось теперь Димитрию, когда было ему восемь лет и когда вышли они до зари, шли они с дедом Мануилом к помещику Морозову в Константиновку. Увидал там Димитрий яблони большие и маленькие, и яблоки на них такие, каких не было ни у кого в слободе. И сад стоял огромный, десятин на двадцать, а кругом росли высокие тополя, колонны стройные, небо подпиравшие. И шла вокруг сада кирпичная ограда, железом крытая, а в железе были гвозди, чтобы нельзя было перелезть. Что твоя крепость Иерихонская был тот панский сад.

— Деда, это все Морозовское? — спросил Димитрий.

— Да его же, — вздохнул дед.

— И степь его?

— Все ему определено.

— А почему Морозовское?

Дед не ответил. Он входил в ворота, бороду расправил, вынул расческу, волосы пригладил и приосанился.

— Причепуриться, Митенька, надобно. Он генерал, Морозов-то. Ты бы рубашечку, тово, обдернул бы.

— Генерал, — протянул Димитрий, закладывая пальцы в рот. — А почему он генерал?

— Царь его так назначил. Ученый он очень, ну и богатый. Ты меня тут обожди. Я покеля схожу. Только никуды не ходи, потому тут собаки злые.

Димитрий собак не боялся. Чего там собаки! У самих разве нет их? Дед пошел на крыльцо, а Димитрий шагнул калиткою в сад. Ну, и попал же! В тридевятое царство, — в землю хорошую и просторную, где течет молоко и мед, должно — в Хананейскую землю попал.

Дорожки были усыпаны тонким белым песочком. Таинственными стежками они исчезали в темной тени густо разросшихся кустов. Цветы невиданной красоты поднимали пестрые головки из возвышений, обложенных яркою зеленою травою. Где-то журчала и тенькала вода, точно проливалась по пруду крупным дождем. Димитрий пошел туда. Идти было страшно. За каждым кустом таилась опасность. Вдруг раздвинулись кусты и стали поодаль. В зеленой раме выглянул из-за них высокий белый дом с колоннами. Большой… Не меньше, чем церковь в Тарасовке. Дом стоял на холме, и к нему вели длинные широкие ступени белого камня. По бокам их в больших горшках и кадках были растения удивительного вида. Они вились зелеными змеями, спускались к земле или торчали толстыми мясистыми шапками, точно дедова папаха, были они в пупырышках и пылали огненными цветами. Против дома, над каменной чашей высокою струею била кверху вода. Голая каменная баба обнимала руками птицу, похожую на гуся, и из клюва той птицы стремительно к небу летела вода, рассыпалась на капли и упадала крупным дождем в чашу. От водяного пара в косых лучах солнца играли цветные радуги. Прыгали, переливались и ложились пестрыми красками на кусты и деревья.

Вода звенела и маленькими огневыми солнышками расходилась по широкой чаше. Димитрий заглянул в чашу. Там притаились красные карасики. Стояли в воде недвижимо, не боясь, и казались ненастоящими.