Эдгар По - [112]

«За день до смерти Вирджинии я нашла ее в гостиной. „Не лучше ли вам сегодня?“ — спросила я ее, садясь рядом с большим креслом, в котором она устроилась. С другой стороны от нее сидел г-н По. Она взяла мою руку и вложила ее в руку По, сказав: „Мэри, будьте другом Эдди и не покидайте его. Ведь он всегда вас любил, правда, Эдди?“ Миссис Клемм хлопотала на кухне, и, кроме нас троих, в комнате никого не было».

В этой измученной и исхудавшей маленькой женщине продолжала жить любовь, и даже сейчас она думала не о себе, а о том, что ожидало ее мужа, который, она знала, больше всего нуждался в друзьях. Мэри Девро отправилась обратно в Нью-Йорк; в тот же день приехали балтиморские родственники миссис Клемм и Вирджинии — ее тетка, миссис Смит, и один из кузенов. К вечеру, как ясно из написанной в большой поспешности записки По к миссис Шю, у Вирджинии началась агония.

Утром миссис Шю была уже на пути в Фордхем, встретившись с ехавшей тем же дилижансом Мэри Девро. Дорогой, лежавшей через заснеженную и скованную морозом равнину, они говорили о Вирджинии.

Теперь она лежала в крошечной спальне на первом этаже. В течение дня она еще сохраняла ясность рассудка, и на какое-то время ей даже стало лучше. Миссис Шю и миссис Смит сидели у ее изголовья, когда Вирджиния достала из-под подушки портрет Эдгара и маленькую шкатулку для драгоценностей, оставшуюся По от матери. Она также попросила принести два старых письма миссис Аллан, которые прочла миссис Шю. Письма эти были написаны По после того, как он бежал из дому, и в них миссис Аллан снимала с него всякую вину за происшедшую семейную ссору и умоляла вернуться.

Миссис Шю вспоминает, что По отказывал себе в самом необходимом, терпел голод и холод ради того, чтобы Вирджиния не испытывала недостатка в еде и лекарствах. В то время и сам он был серьезно болен. Приближение кончины жены рождало в его душе мистический ужас, который всегда внушала ему смерть; спальня Вирджинии, казалось, превратилась в мрачный покой, где дух Лигейи в страшных муках силился проникнуть в бездыханное тело леди Ровены. Страдание было неминуемым уделом По. Наступила ночь, и с ее приходом жизнь покинула Вирджинию.

После смерти Вирджинии выяснилось, что в семье нет ее портрета. Одна из находившихся в доме женщин сделала поспешный акварельный набросок, запечатлевший безжизненное лицо. Впоследствии с него сделали отретушированную копию, на которой Вирджиния изображена уже с открытыми глазами. Именно этот посмертный портрет в бесчисленных репродукциях увековечил для современников и потомков образ Вирджинии. Во всем ее облике есть что-то трагическое и жуткое, как нельзя более соответствующее легендам, окружавшим имя По.

Вирджиния была похоронена в красивом платье из тонкого белого полотна, привезенном миссис Шю. В день погребения гроб с телом стоял в гостиной, на письменном столе у окна. Проститься с Вирджинией пришли и некоторые из фордхемских соседей. Из Нью-Йорка приехал Уиллис, до конца остававшийся верным и заботливым другом. По шел за гробом в пальто, которое еще недавно согревало Вирджинию. Миссис Шю сначала его спрятала, однако потом достала снова, ибо стояли холода, а надеть По было больше нечего. Останки Вирджинии отнесли на фордхемское кладбище и поместили в фамильный склеп соседей По, Валентайнов. По возвратился домой оцепеневшим от горя и пробыл в таком состоянии несколько недель.

Глава двадцать третья

Некоторое время после смерти Вирджинии По был так болен, что совсем не покидал Фордхем. У миссис Клемм, проведшей долгие годы в заботах о больной дочери, теперь оказался на руках новый пациент, который не выжил бы, если бы не она и миссис Шю. Миссис Клемм рассказывала, что По лишился сна; ночная тьма и одиночество доводили его до безумия. Она часами сидела у его постели, положив руку ему на лоб, но, когда, думая, что он уже уснул, поднималась, чтобы уйти, слышала его шепот: «Нет, Мадди, нет, побудь еще!»

Неподалеку от дома, на склоне холма, был широкий скалистый уступ, затененный густыми кронами росших выше тополей. Весной и летом 1847 года туда часто приходил По. Он любил гулять по тропе, шедшей на север вдоль акведука, которая внезапно обрывалась, выводя на гранитную аркаду моста, откуда днем открывался вид на обширный ландшафт — зеленеющие леса, беленые деревенские домики и цветущие луга, терявшиеся еще дальше к северу среди холмов, за которыми виднелись разбросанные по Пелхемскому заливу островки. К востоку местность быстро понижалась, переходя в пологие берега Зундского пролива, чья зеркальная гладь поблескивала вдали, испещренная стелющимися дымками пароходов и светлыми пятнышками парусов. Прямо внизу, на маленьком кладбище под соснами и кипарисами, спала в чужом склепе Вирджиния. Вечерами из-за моря позади Лонг-Айленда поднималась луна.

Еще плотен был мрак уходящий,

Но зари уже близился срок,

Да, зари уже близился срок,

Как вдруг появился над чащей

Туманного света поток,

Из которого вылез блестящий

Двойной удивительный рог,

Двуалмазный и ярко блестящий

Астарты изогнутый рог.[25]

С детства По был влюблен в звезды. И когда ночами поэт прогуливался над стройными арками акведука, таинственный, дремлющий внизу мир, казалось, бесследно исчезал в темной бездне, а сам он возносился ввысь, к «сверкающим сонмам, подвластным вечному закону». Он размышлял о сущем, о себе, о месте человека во вселенной, стремился разрешить загадку бытия, побуждаемый дерзким умом, нашептывавшим, что это ему по силам, что даже богам не скрыть от него своих тайн!