Эдем в подарок - [15]

Белёк не стал заморачиваться на то, чтобы объяснить мне, как же надо управляться с этим вирусом, когда он, наконец, уютно устроится в моём организме. Что мне теперь с ним делать? Ладно, фиг с ним, если я выживу, то мне будет достаточно и того, что он станет защищать меня от своих сородичей — всяких-разных микробов и вирусов. Дополнительная иммунная система лишней не бывает.

Неделю меня выворачивало на изнанку, выкручивало, как мокрое бельё и, казалось, что не будут этому ни конца, ни края. Я уже так привык обниматься с унитазом, что, похоже, теперь, как порядочный человек, просто обязан буду на нём жениться, когда это всё, наконец, закончится! А, что, он уже весь белый — не надо тратиться на свадебное платье. Потом мне стало немного полегче. Тошнота и рвота отступили на задний план, но все чувства обострились ещё больше. Я начал понимать собак: как же им трудно жить в мире, где столько запахов и не все они приятные! Тёмные очки и вата в ушах немного облегчали жизнь, но есть я по-прежнему ничего не мог. Теперь живот мне сводило не от тошноты, а от голода. К этому я просто не привык. Однажды попытался пожарить себе яичницу и тут же рванул на свидание с унитазом — запах омерзительный! Как я раньше этого не замечал?!

Однажды заявилась Надюха, окинула критическим взором моё убогое жилище, потом меня самого, нет, чтобы наоборот, и заявила:

— Лёлик, твой внешний вид меня напрягает! Это похоже на шантаж!

— В смысле? Не пойму, о чём ты.

Надежда достала из сумочки маленькое зеркальце и поднесла к моим очкам.

— Посмотри на кого ты похож! — Воскликнула она возмущённо, как будто я специально так жестоко над собой поглумился. — Ты просто вылитый Васисуалий Лоханкин! Как только я от тебя ушла, ты принялся болеть. Мне кажется это подозрительным. А тебе?

Ну, ничего себе у девицы самомнение! Мне бы, мужику неотёсанному, такое объяснение моего плачевного положения в голову не пришло! Значит, она думает, что я просто давлю на жалость и хочу её вернуть? Размечталась, наивная! Язык мой по-прежнему прилипал к нёбу, голос немного сел за это время, но я выдавил из себя сакраментальное:

— Надя, ты ещё помнишь, куда я тебя тогда послал? Так вот, дорогая, иди туда! Бегом! Иначе я за себя не ручаюсь. Мне слишком плохо, чтобы с тобой тут миндальничать!

На душе у меня было тяжело и грустно. А ведь я считал их почти семьёй! Сволочи они, а не семья! Никакого понимания, никакого сочувствия. Нашла, гадюка подколодная, Васисуалия Лоханкина! Как будто я не мог заболеть просто так, сам по себе? Я ведь не железяка какая-нибудь.

— Не хами, Лёлик, не надо, — попыталась успокоить меня она. — Я не хотела тебя обидеть. Вырвалось. Тем более, что ты, по-мему, действительно болен…

— Иди, Надя, потому что, как человек больной, я не отвечаю за свои действия, — прошипел я зло.

Озадаченная Надька попятилась к двери, ощутив каким-то шестым чувством, что на этот раз я не собираюсь сдерживаться и вполне возможно, впервые в жизни подниму руку на женщину. Битая и не раз своим благоверным, она надвигающуюся опасность чувствовала загодя. Я принюхался и понял, что же меня в ней так раздражает — чёртовы духи! Раньше они мне нравились, но не сейчас.

— Олежка, ты бы вышел, подышал свежим воздухом, — примирительно начала она, — а я тут пока у тебя уберусь.

Глупая овца! Как я ей объясню, что для моего обострившегося обоняния городские запахи, весь этот её «свежий воздух» — самая настоящая пытка?! Видя, что её слова до меня не доходят, Надюха сделала поспешные выводы:

— Всё ясно, ты просто ушёл в запой!

Боже, как у неё всё просто! Хотел бы я, чтобы и в моей жизни всё так было! А тут свалились на мою голову инопланетяне в охапку со зловредным вирусом и нет мне спасения нигде!

— Не пил я, — мрачно ответил я.

— Да я по твоей роже вижу, — осмелела Надежда. — Сколько тебе раз повторять: не умеешь пить — не пей!

— Правильно, не умею, — согласился я, — но я учусь! Учиться никогда не поздно. Эту науку я обязательно освою.

Спорить с ней бесполезно, если эта женщина что-то вбила себе в голову, то теперь будет стоять на своём до последнего! Мне ли не знать её повадки?

— С тобой трудно разговаривать, — сказала она, — я ухожу, но обязательно на днях наведаюсь.

Ну, прямо не женщина, а Карлсон какой-то: он улетел, но обещал вернуться. Я даже рассмеялся такому сравнению и это её обидело больше, чем, если бы я разразился матерной тирадой. Громко хлопнув дверью, Надюха покинула мой дом, бросив на прощанье:

— Придурок неблагодарный! Запомни, Лёлик, теперь, даже если ты надумаешь умирать, мне не звони. Я даже на похороны к тебе не приду. Хотя, может и появлюсь, чтобы плюнуть на твою могилку.

В её словах была доля истины и я точно знаю, что ещё не раз пожалею, о том, что так по-свински обошёлся с человеком, который вполне искренне, хотя и немного навязчиво, заботится обо мне, но выносить этот приторно-сладкий, бьющий в нос, запах её духов я больше не мог.

«Есть женщины в русских селеньях, — подумал я, — которые и табун коней замордуют и все избу в округе подожгут! Надежда из таких вот неугомонных!».

После её ухода я распахнул все окна, чтобы невыносимый запах поскорее выветрился. Зачем только они поливают себя этой зловонной жидкость? И почему мне раньше это нравилось? Вопросы без ответов. Вся моя жизнь — это одни сплошные вопросы без ответов. Кто-то утверждает, что, всё, что ни делается — к лучшему, но каждый раз я убеждаюсь в обратном. Чтобы ни происходило в моей никчёмной жизни, неотвратимо вело меня в какую-то глубокую и тёмную пропасть. И просвета, видимо, я никогда не дождусь. Даже это, казалось бы, настоящее чудо — встреча с настоящим инопланетянином и та обернулась для меня невыносимой пыткой. Нет бы, рассказал мне что-нибудь полезное, важное, что-нибудь, что реально помогло бы мне как-то выжить в этом бурном море, именуемом жизнью! Он решил, что мне не хватает только инопланетной заразы, чтобы, наконец, решиться накинуть себе петлю на шею и больше не мучится самому и не мучить других. Я даже задохнулся от жалости к себе и вдруг обнаружил, что стало значительно легче. Запахи, хоть и оставались слишком сильными для человеческого носа, но уже не раздражали так, как раньше. Я снял тёмные очки и обнаружил, что и с цветами та же история. Или я начинаю привыкать к своему бедственному положению или этот ВВВ ослабил свою хватку.