Эдельвейсы для Любаши. Коричневый туман над Днестром (сборник) - [6]

Решили добираться домой в родное село Чобручи к родителям. До Красных Окон шли днем, немцы не трогали, так как сами отпустили. Дальше пошла зона владений румынских захватчиков. Они с подозрением посматривали на отца и его товарища и спрашивали друг друга, конечно же, по-румынски: «Смотри, Ион! Что это за Вояки? Почему в советской форме?» Остановив отца и его напарника, румыны велели снять форму и сапоги, оставили их в грязном нательном белье и босыми. Домой шли уже только ночами: стыдно было так идти. Рассказывал нам это отец, а у самого иногда катилась по впалой щеке скупая слеза: обидно было. Так до самой смерти не смог наш тато забыть этот случай с ним на войне, так и не простил румынам обиды.

Тимош

Через четыре дома от нашего, на углу улицы, в землянке со своей мамой жил мальчик нашего возраста Тимош. С Тимошей мы обращались в основном только жестами – по-русски он знал только одно слово: «Нету!» На любое обращение к нему на русском языке он разводил руками и отвечал: «Нету!»

Мы с Костей уже могли говорить немного по-молдавски изъяснялись с Тимошей довольно сносно. Справедливости ради надо сказать, что и наш русский больше похож был на диалект одесситов. Оно и понятно: мы родились в Одесской области.

Увидев нас в обновках, Тимош поцокал языком, затем достал какую-то жесть и пригласил нас следовать за ним. Привел он нас к колхозному погребу, который был пустым и почему-то не использовался. Вход был высоким и оштукатурен цементным раствором. Тимош вскарабкался наверх, подложил под себя кусок жести и заскользил вниз. Следующим был Костя, он попросил у Тимоши жесть. «Нету!» – ответил Тимош. Сначала Костя заметил у меня, потом я у него торчащие лохмотья из только что пошитых новых штанишек.

Поняв, что Тимоша намеренно привел нас к погребу, мы решили ему тоже напакостить: стали кататься на дверях погреба по очереди, а Тимоше не давали. Когда он сильно загорелся, дали и ему, якобы с большой неохотой. Уцепившись за верх двери, Тимоша стал раскачивать двери на петлях и кататься. Костя и я подошли поближе и вместе с силой толкнули дверь. Дверь закрылась и сильно прищемила Тимоше пальцы одной руки – другую он успел убрать. Пальцы тут же посинели и стали вздуваться, от боли он даже кричать не мог, только зевал, как рыба, и катался по земле. Затем вскочил и прыжками умчался домой, забыв свою жестянку. На ней, как на законном трофее, мы накатались вдоволь, скатываясь с уклона погреба. Затем убежали на Днестр.

Прощайте, сандалии

На берегу Днестра мы бережно сняли новые сандалии, чтобы не замочить их, и поставили в ряд недалеко от уреза воды. Бродили по колено в воде и ждали, когда пройдет рейсовый теплоход «Латвия», чтобы полюбоваться волнами, которые тянутся за ним. И вот уже слышна сирена далеко за излучиной реки. Сигнал давался для того, чтобы паромщик опустил на дно трос? с помощью которого паром передвигался с одного берега на другой.

Открыв рты, Костя и я ждали, когда теплоход поравняется с нами, чтобы помахать ему руками. И вот теплоход поравнялся с нами, мы машем руками, кричим, чтобы нас забрали на теплоход. На берег стали накатываться, как нам тогда казалось, большие волны. Они подхватили наши сандалии и понесли их по течению. Костя, как был в почти уже не новой одежде, прыгнул в воду спасать обувь. Подхватил сандалии, которые были на плаву, и довольный выскочил на берег. Я заплакал – мои безнадежно ушли на дно, и их унесло вниз по течению. Но каково было удивление и огорчение Кости, когда он разглядел у себя в руках один сандаль мой, другой – его. Тут я немного повеселел: значит, драть будут обоих. Одному скучно получать взбучку. Куда как веселее вдвоем, хотя «веселье» сомнительное.

Когда мы пришли домой, было так же, как и в случае с человечками из патефона и арбузами. Сначала нас выдрала мама, затем повторил позже пришедший с работы отец. Сейчас уже, в зрелом возрасте, при редких встречах вспоминаем наши детские «забавы», и как нас часто драли за это, то смеемся от души. А в то время было не до смеха.

Я помню вас!

Судьба наших сандалий чуть было не постигла меня. Где-то через месяц немного подзабылась история с новыми штанишками и сандалиями. Костя и я опять очутились на берегу Днестра, несмотря на строжайший запрет. Чем нас только не пугали: акулой, зашедшей с Черного моря в Днестр, крокодилами, удавами. Нас тянуло на берег как магнитом.

Было очень жарко, и я искупаться не мог, так как не умел плавать, и мы находились в районе парома, где были крутые берега. Костя умел плавать достаточно хорошо и пошел прыгать с ребятами в воду с парома. Наблюдая за купающимися, я сидел на берегу и изнывал от жары и зависти. Перейдя к запасной пристани для парома, решил намочить хотя бы ноги. Сунул сначала правую ногу в воду, затем хотел опустить и левую, и вдруг мне показалось, что какая-то непонятная сила потянула к себе в воду. Через несколько секунд над моей головой сомкнулась вода, и меня понесло вниз по течению. Глаза мои были еще открыты. Глядя вверх, я видел радужные, завораживающие россыпи оранжевых огней. Последние мои мысли как бы убаюкивая меня, говорили: «Не бойся, умирать не страшно!» Я потерял сознание.