Эддлтонское проклятие - [11]

— Оправка? — переспросил я. — Какая еще оправка?

— То деревянное приспособление, Ватсон, которое мы видели у него в мастерской. Жестянщики используют этот инструмент для придания листовому свинцу нужной формы, а кротовым мехом, пропитанным салом, они протирают сочленения и швы свинцовых труб и емкостей. Скорее всего, сэр Эндрю вспомнил, что бронзовый ларец изнутри устлан свинцом. По-видимому, он заключил, что этот металл в какой-то степени задерживает лучи, испускаемые урановой смолкой. Наш утренний визит на курган, а также фотографии, сделанные мистером Свейном, лишь подтвердили мои умозаключения. Возможно, в последний раз сэр Эндрю посетил Эддлтон не только для того, чтобы навестить могилу сына, но еще и с целью вернуть похищенный сосуд в Черный курган. И он, пожалуй, поступил правильно. Больше никто не станет разрывать этот холм, местные жители стараются держаться от него подальше, по Эддлтонской пустоши никогда не проложат ни большой тракт, ни железную дорогу, там никогда не будут строить дома. Покоясь там, сосуд не принесет вреда — как если бы он лежал на дне океана.

— Согласен, это очень логично, — признал я. — Но для меня все равно несколько умозрительно.

— Умозрительно! — фыркнул мой друг. — Я сложил картину из слов свидетелей, у которых нет причин лгать, добавив к ним лишь недоказанную, но совершенно правдоподобную теорию, выдвинутую рядом выдающихся ученых. При нехватке фактов, Ватсон, разрешается строить гипотезы, если только они не противоречат существующим фактам. Похоже, мое применение их теории обеспечит Кюри и его коллег новыми данными. Кстати, Ватсон, я вынужден просить вас не публиковать рассказ об этом случае — хотя бы потому, что публикация может преждевременно разгласить идеи моих французских друзей и лишить их заслуженного триумфа. Впрочем, я сам должен написать Кюри об этой необычайной истории.

Признаюсь, что я и не собирался обнародовать рассказ об «эддлтонском деле». Нет, я не подвергал сомнению рассуждения Холмса, но не мог избавиться от подозрения, что они слишком уж отвлеченны и бездоказательны.

Холмс написал леди Синтии и доктору Лири, заверив их, что эддлтонский недуг больше не вернется, а затем — Эдгару, разъяснив его вполне понятную ошибку. Честный джентльмен тотчас поместил в газетах сообщение, где подчеркивал, что в свете только что полученных сведений он целиком и полностью отказывается от любых обвинений, которые предъявлял сэру Эндрю Льюису.

После эддлтонской трагедии миновало двадцать пять лет, и наука существенно продвинулась вперед. Я должен извиниться перед моим другом за то, что усомнился тогда в его идеях. Я приношу эти извинения здесь. Не прошло и двух лет с тех пор, как Холмс излагал мне свои соображения, когда Беккерель получил доказательства эманации урановой руды. Он утверждал, что эта эманация оказывает воздействие на фотопластинки. Мария Склодовская (или Кюри — под этим именем она теперь широко известна) выяснила, что урановая смолка содержит нечто, испускающее «лучи Беккереля» интенсивнее, чем сам уран. В результате она открыла радий, применение которого в медицине спасло бесчисленное множество жизней. Беккерель и супруги Кюри вполне заслуженно получили Нобелевскую премию за свои усилия по обращению природной аномалии на пользу человечеству, и мне представляется, что мой друг Шерлок Холмс также заслуживает признания, ибо он, пожалуй, стал первым, кто применил их теории на практике.

Ныне ученые отлично разбираются в смертоносных свойствах «лучей Беккереля». Теперь мы понимаем, какие опасности таят в себе эти лучи. В отличие от наших первобытных предков мы не должны бояться, что этому гибельному излучению когда-нибудь беспечно позволят вырваться в наш мир.