Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [169]

Повозка, полная такими же, как я, скорбящими с непокрытой головой, подъехала к крематорию. Теософы сгрудились вокруг предмета, похожего на большой бак, с тревожным, но благопристойным любопытством, которое удовлетворил один из служащих, приоткрыв круглое отверстие размером с одну крону. Присутствующие по очереди заглядывали в отверстие; большинство, я заметил, кидали один быстрый взгляд и отворачивались, невольно содрогаясь. Когда дошла очередь до меня, реакция моих предшественников больше не казалась мне удивительной. Если бы Вергилий, или Мильтон, или Данте увидели такой Инферно, они не стали бы писать о нём вовсе, посчитав эту тему совершенно неизъяснимой.

Пока я размышлял подобным образом, подъехал катафалк. Гроб внесли в часовню и поставили на дубовый помост, а мы все встали вокруг с непокрытыми головами. Мистер Д. Р.С. Мид, молодой человек с тонкими чертами лица, подошёл к изголовью гроба и произнёс трогательную речь. Открылась дверь из крематория в часовню, и четверо служащих унесли гроб через широкий проём. Четверо теософов, которые знали и любили мадам Блаватскую и, как и я, считали её самой великой и несправедливо оскорблённой женщиной в мире, последовали за её останками к месту сожжения, и за ними огромную дверь захлопнули и заперли на засов.

Её кончина стала тяжёлой утратой для меня, поскольку, хоть я и являюсь частью её братства, я не разделяю стоических утешений её веры. Для своих последователей она всё ещё жива. Та мадам Блаватская, которую я знал, ни в коем случае не может быть связана в сознании теософов с физическим инструментом, который служил ей на протяжении одного мимолётного воплощения. Но я не нахожу утешения в этой доктрине. Её последователи – гностики в вопросах телеологии, в которых я являюсь агностиком. Для меня мадам Блаватская мертва, и это бесконечно омрачает мою жизнь.

Всякий не лишённый проницательности человек при встрече с [Е. П. Блаватской] мог легко понять, почему её так горячо любили, и с не меньшей лёгкостью предположить, по какой причине её рьяно ненавидели. Её душа была нараспашку. К сожалению для тех, кто надеется «устроиться» в этом мире, у неё не было ни лоскута от плаща лицемерия. Она решительно отказывалась идти по стопам миссис Гранди, подобно тому, как орла ни за что не уговорить ступать по отпечаткам копыт осла.

Единственный эпитет, которым она позволяла себе называть тех, кто клеветал и оскорблял её, – «олухи». О таких противниках, как Куломбы и доктор Коуз, она говорила нечто вроде: «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят», даже если эти противники изо всех сил пытались навредить ей духовно и физически, нанести ей бесчисленные раны, наполнить их солью и залить серной кислотой. У неё была широкая душа, которая даётся лишь немногим[993].

Глава 16 Посмертное признание

В этой главе приведены три выражения признательности Е. П. Блаватской за её труд: из Индии, Англии и Соединённых Штатов. Первое было опубликовано 15 мая 1891 г. в одном из ведущих индийских изданий «Индиан миррор»:

Елена Петровна Блаватская прекратила своё существование на этой бренной земле… Она не относилась к той или иной национальности. Её домом была вся земля, её братьями – всё человечество… её жизнь была просто невероятной. Не существует человеческого стандарта, который можно было бы к ней применить. Она всегда будет единственной в своём роде…

Что до нас… то невозможно осознать всю тяжесть этой потери. Мы любили госпожу Блаватскую как родную, и так хотели увидеть её в Индии ещё раз… но желание это было жестоко раздавлено её смертью, и сейчас мы охвачены оцепенением и пишем это будто бы механически. Мы вспоминаем черты лица дорогой дамы… её быстрые движения, стремительный поток слов, эти яркие, сверкающие глаза, которые видели тебя насквозь и могли проникнуть в твою душу. Мы навсегда запомним её доброй и нежной, как мать, и мудрой, как отец, вселяющей веру, надежду и утешение тем, кто приходил к ней поделиться своими сомнениями и тревогами…

Теософское общество было основано с тем, чтобы распространять [кроме прочего] религиозные и философские истины Веданты и Буддизма среди западных наций. Но даже в нашей стране об этих истинах было известно немногое. Поэтому госпоже Блаватской пришлось приехать к нам, чтобы передавать свои учения, и задержаться на несколько лет ради индусов, которые, однако, самым неблагодарным образом отвернулись от неё, когда она более всего нуждалась в их поддержке. Сейчас их постигло справедливое наказание. Их земля не будет освящена, подобно английской земле, захоронением её останков[994]. Английские теософы оказались куда более преданными ей, чем мы в Индии, за что и были щедро вознаграждены. Но разве нам не надлежит стремиться к избавлению от позора? В качестве искупления мы могли бы воздвигнуть такой памятник в честь Елены Петровны Блаватской, который показывал бы всю глубину и силу нашего раскаяния и благодарности за то, что она сделала для Индии[995].

Редактор лондонской газеты «Ревью оф ревьюс» У. Т. Стэд разместил в июньском выпуске за 1891 г. следующую заметку:

Среди множества и разнообразия духовных учителей, у ног которых мне довелось сидеть за время моей пёстрой журналистской карьеры, госпожа Блаватская была одной из самых оригинальных. Многие воображают, будто разделались с теософией, отпустив пару шуток о чайных чашках… Однако госпожа Блаватская делала нечто неизмеримо большее, чем удваивание чашек. Она заставила даже самых образованных и скептически настроенных мужчин и женщин поверить – и поверить настолько страстно, что они сделались устойчивыми к насмешкам и преследованию – не только в то, что нас окружает невидимый мир, населённый существами, чей интеллект во много раз превосходит наши собственные познания об истине, но и в возможность вступить в общение с этими скрытыми и безмолвными существами и узнать от них Божественные тайны Времени и Вечности… Это великое достижение, и именно над ним можно было бы заранее посмеяться из-за его кажущейся невыполнимости. И всё же ей удалось совершить это чудо.