Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [168]

Внезапно наступило ещё более сильное ухудшение, и пытаясь смочить ей губы, я заметила, что милый сердцу взгляд уже затуманился, хотя она до последнего оставалась в полном сознании. При жизни у Елены Петровны была привычка шевелить одной ступнёй, когда она о чём-то напряжённо размышляла, и сейчас её нога находилась в непрестанном движении, пока она не прекратила дышать. Когда надежды на благоприятный исход не осталось, сиделка вышла из комнаты, оставив Ч. Ф. Райта, У. Р. Олда и меня с нашей обожаемой Е. П. Блаватской; первые двое стояли перед ней на коленях, причём каждый держал её за руку, а я находилась сбоку от неё, поддерживая её голову одной рукой; в таком положении мы провели долгие минуты. Блаватская ушла так тихо, что мы едва ли заметили точное время, когда она перестала дышать; комнату заполнило чувство глубокой умиротворённости…[989]

* * *

В течение предшествовавшей недели в России, в доме родных Елены Петровны, тёти Нади и тёти Екатерины, творились странные вещи. 4 мая 1891 г. Надежда написала об этом Вере. Копия этого письма была отправлена Олькотту, который опубликовал его в «Теософисте» (апрель, 1893 г., с. 430–431):

Мне было предупреждение, но я не сразу поняла его. Помнишь то кольцо, которое она прислала мне из Индии? Простое, крупное кольцо с агатом; камень овальный, плоский, с желтоватым оттенком, почти прозрачный, с крошечной веточкой мха прямо по центру кристалла. Я носила его добрые двадцать лет, и камень никогда не менял цвет – он всегда был прозрачен, как стекло. Но вот уже около месяца [это письмо было датировано 4/16 мая 1891 г.], как я заметила, что он потемнел и утратил яркость. В конце концов он стал угольно чёрным, так что даже побега мха не видать. Я и подумать не могла, что кварц может так сильно потемнеть. Я его и мыла, и чистила, и тёрла, да только всё без толку. Камень оставался чёрным до самой смерти Елены, затем начал светлеть и через несколько дней снова стал прозрачным…

В Светлый понедельник мы услышали в самой середине обеденного стола такой громкий стук, что все прямо подпрыгнули на своих местах. В то время она ещё была жива; но во все последующие дни мы днём и ночью слышали странные шумы, похожие на звук разбитого стекла, щелчки или удары по мебели. Когда я получила от графини Вахтмейстер письмо о том, что дело плохо, её (Елены) уже не было в живых, но мы об этом не знали. Я как раз читала его в гостиной моей сестре (мадам Витте), которая, прослушав это письмо, сказала: «Уверена, она поправится». И в тот же самый миг раздался грохот; мы вскочили в испуге и побежали посмотреть, что случилось, поскольку звук, исходивший из угла комнаты, был такой, будто стена развалилась на кусочки. Затем мы подумали, что, вероятно, обеденный стол вместе со всей посудой из стекла и фарфора разбился вдребезги. Вовсе нет: всё было цело и невредимо. После того, как пришло письмо Веры и твоя телеграмма, все звуки прекратились.

Доктор Франц Гартман рассказывает о схожем случае, когда один мужчина умер вдали от дома. Звуки, которые слышала его семья, были такими громкими, что переполошили всех соседей. Гартман отмечает: «Это могло быть вызвано интенсивными мысленными формами умирающего. Физическое тело является хранилищем огромного количества энергии, которая высвобождается во время смерти, и вполне способна производить такие звуки. Парацельс утверждает, что они исходят от Эвеструма или астрального тела».

Но когда Е. П. Блаватская умерла, были слышны и прекрасные звуки, как Вера позже узнала от Нади: «Несколько раз за ночь и один раз в дневное время… орган, который стоял рядом с её большим портретом, внезапно начинал играть. Он был закрыт, и никто к нему не прикасался. Также без какой-либо причины звенели колокольчики»[990].

С момента смерти Елены Петровны прошло два дня, но тётушки ещё об этом не знали. Они расположились в своей просторной гостиной, где обычно проводили вечера, пытаясь почитать, но в действительности неотрывно думали о дорогой племяннице, которая была так далеко от них. Вдруг мадам Витте [Екатерина] устремила неподвижный взгляд на тот самый тёмный, дальний угол комнаты [откуда ранее слышались громкие звуки] и прошептала: «Я вижу её! Вот она!» По её словам, призрак был полностью одет в белое, с крупными белыми цветами на голове – именно так выглядела Е. П. Блаватская, когда её положили в гроб. Это было её прощание с земной жизнью[991].

Тело Блаватской было кремировано 10 мая в английском городе Уокинге. Среди тех, кто пришёл почтить её память, оказался Уильям Стюарт Росс, редактор «Агностик Джорнал», в котором он часто писал под псевдонимом Саладин. В выпуске от 16 мая он описал похороны Блаватской. (Здесь его заметка приводится в сокращённом виде.):

Вырвавшись из душного серого Лондона, мы очутились среди зелёных полей и фруктовых деревьев, белых, как заснеженные склоны горы Соракта[992]. В тот день мы провожали к месту кремации бренные останки Елены Петровны Блаватской. Не воина мы несли на погребальный костёр. Мы собирались предать пламени оракула, сфинкса, пророчицу, а не одного из тех, кого обычно рождает наш мир в деревнях и городах.