Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [110]
Особенно занимательны рассуждения Ходжсона о мотивах, толкнувших Е. П. Блаватскую на мошенничество. Эгоизм ли это? – спрашивал он. Но, учитывая её характер, это предположение представляется несостоятельным. Был ли это простой, неприкрытый подлог? «Она действительно представляет собой редкий объект с точки зрения психологии, почти такой же редкий, как какой-нибудь „Махатма“! – пишет он. – Она была просто ужасна, объятая невыносимой мыслью о том, что результат её „двадцатилетнего“ труда может быть испорчен мадам Куломб». Может быть, это была религиозная мания, патологическое стремление к дурной славе? – продолжал он. На этот вопрос он отвечает так:
Должен признаться, вопрос о её мотивах… доставил мне немало хлопот… Предположение о низком мотиве, связанном с денежной наживой, ещё менее удовлетворительно, чем гипотеза о религиозной мании… Однако и эту гипотезу я не смог принять и примирить со своими представлениями о её характере.
Наконец, случайный разговор открыл мне глаза… Могу открыто признаться, что после личного общения с мадам Блаватской я не сомневаюсь в том, что её настоящей целью было содействие интересам России[702].
Что за случайный разговор с Блаватской открыл Ходжсону глаза? Как-то раз он сообщил ей новости о недавнем вводе русских войск в Афганистан, который мог привести к вторжению в Индию. Она выразила беспокойство: «Это стало бы смертельным ударом для [Теософского] общества». Ходжсон расценил этот «неуместный выпад» против собственной страны как попытку скрыть свои настоящие чувства[703]. Он и подумать не мог, что реакция Е. П. Блаватской отражала искреннее волнение о благополучии Теософского движения. Она писала Синнетту: «…Уж насколько я плохого мнения об английском правительстве в Индии в некоторых вопросах… но русские были бы в тысячу раз хуже»[704].
Хотя Ходжсон и поднял вопрос о мотивах Елены Петровны, никто не интересовался мотивами, которые привели его самого к написанию отчёта. В пресс-релизе ОПИ (цитируя проф. Харрисона) говорилось, что отчёт Ходжсона «изобилует однобокими суждениями, догадками, выдаваемыми за неопровержимые или вероятные факты, не подтверждёнными показаниями безымянных свидетелей, выборочными доказательствами и откровенно ложными заключениями» [курсив С. Крэнстон]. Однако, по словам Блаватской, когда Ходжсон впервые приехал в Адьяр, он был «прекраснейшим, бесхитростным молодым человеком»[705], и мы можем допустить, что в то время он искренне стремился раскрыть факты, стоящие за феноменами, имевшими место в Индии. Мог ли он руководствоваться мотивом, который приписывал Елене Петровне, а именно, любовью к родине? Как гласит пословица, «в любви и на войне все средства хороши». Холодная война между Россией и Англией за доступ к границам Индии длилась уже много лет. Ходжсон признаётся, что до того самого «случайного разговора с Е. П. Блаватской», когда у него «открылись глаза», его «не интересовали политические манёвры в Центральной Азии». Но теперь он был уверен, что Блаватская занимается шпионской деятельностью по поручению царя, а поскольку шпион представляет опасность, необходимо сорвать с неё маску.
Изабель Купер-Оукли, присутствовавшая на званом обеде в Индии, где Ходжсон находился в числе гостей, высказалась о нём так: «Он повредился умом, вёл себя, как безумец. Он набросился на мадам Блаватскую, утверждая, что та русская шпионка… способная на всякое преступление»[706].
Показательно, что при первом обнародовании результатов расследования Ходжсон особенно подчеркнул теорию шпионажа. Будучи австралийцем, он выбрал издание «Мельбурн Эйдж» для публикации статьи под заглавием «Теософское общество, русская интрига или религиозная эволюция?» (12 сентября 1885 г.). Российская политика была представлена в нём как движущая сила, стоящая за «системой колоссального обмана, созданной мадам Блаватской с помощью Куломбов и некоторых других людей»[707].
Олькотт сообщил эти новости Е. П. Блаватской, которая в то время находилась в Европе, и она написала Синнетту:
Я должна либо официально, на законном основании опровергнуть эти обвинения в шпионаже – либо уйти и попрощаться со всем… Я больше не могу этого вынести, мистер Синнетт, всему есть предел, и моя многострадальная спина не вынесет этого тяжкого бремени. А Вам известно, что в моих глазах шпион в сотню раз хуже, чем вор?.. [Это обвинение] навсегда изгонит меня из Индии – оно компрометирует всех индусов – всех тех, кто был наиболее близок и предан мне
