Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [101]
У Мохини была личная причина для преклонения. В марте 1884 г. он получил от своего Учителя письмо следующего содержания:
Лично Мохини.
Внешние проявления имеют большое влияние на «пелигнов» [европейцев]. Для того, чтобы произвести на них глубокое, устойчивое впечатление, нужно сначала поразить их чем-то поверхностным. Запомни это и попытайся понять, почему я прошу сделать следующее:
Когда приедет Упасика[635][Елена Петровна], ты должен встретить и принять её, как если бы вы были в Индии, и она была твоей матерью. Не обращай внимания на толпу французов и других людей. Тебе нужно поразить их; а если полковник спросит тебя о причинах твоего поведения, скажи ему, что приветствуешь внутреннего человека, обитателя, а не саму Е. П. Блаватскую, поскольку получил от нас соответствующие указания. И прими к сведению, что Некто куда более высокий, чем я [Маха Чохан], благосклонно согласился ознакомиться с текущей ситуацией под её обликом, и при случае посетить таким же образом Париж и другие места обитания зарубежных членов общества. Итак, приветствуй её и прощайся с ней таким образом всё то время, пока она находится в Париже[636], невзирая на замечания других и её удивление. Это проверка[637].
В мае, после возвращения из Лондона в Париж, Мохини снова получил письмо от Учителя:
Твоё отношение к Упасике и всему связанному с ней настолько ребячливое, что производит ещё худшее впечатление, чем её собственное легкомыслие, когда она предоставлена самой себе[638]. Не забывай о том, что все блага, которые ожидают Индию в будущем, являются результатом её личных усилий. Едва ли тебе когда-нибудь удастся выказать ей ту степень уважения и признательности, которой она заслуживает. Лучше показывать англичанам все её духовные достижения, чем без конца развлекать их историями о её озорстве и причудах, над которыми они потом смеются… Ты – представитель той Индии, которая должна возродиться. Посему, раз уж ты собираешься стать чела, то должен вести себя, как философ, а не как смешливый юнец[639].
В Лондоне Е. П. Блаватская провела шесть недель в гостях у Франчески Арундейл и её пожилой матери в доме № 77 на Элгин-Кресент в Ноттинг-Хилле. Франческа очень душевно описала её в книге «Моя гостья – Е. П. Блаватская» и в сочинении «В память», написанном по случаю её смерти. Из обоих источников вырисовывается следующий образ:
Живя у нас, она завела обычай посвящать первую половину дня работе над книгами; обычно она приступала в семь утра, а иногда и раньше, и трудилась с коротким перерывом на обед до трёх-четырёх часов пополудни. Затем начиналось время приёмов; и до самого позднего вечера к ней непрерывным потоком прибывали посетители. Многие, разумеется, наслышанные о её невероятных способностях, приходили из любопытства. В те дни ещё не был опубликован знаменитый отчёт Общества психических исследований, и некоторые из его членов часто бывали у неё, надеясь увидеть столь желанные знаки и чудеса.
Самыми приятными в общении с ней были утренние часы; тогда она казалась более близкой и земной, на её губах играла лёгкая улыбка, а глаза лучились добротой. Казалось, она понимает не только всё, что ты говоришь, но и то, о чём молчишь. Я никогда не боялась Елену Петровну, несмотря на то что она порой использовала крепкие выражения. Всегда чувствовалось, что она ругается лишь для видимости.
Я могла бы привести очень много примеров сотворённых ею феноменов, но поскольку мадам Е. П. Блаватская придавала им так мало значения, было бы не лучшей данью уважения её памяти выделять то, что она сама считала не самой значительной частью работы. Охотники за феноменами и те, кто приходил затем, чтобы увидеть и удивиться, были лишь каплей в море. Многие великие умы, посвятившие жизнь научным и философским изысканиям, навещали её снова и снова, привлечённые силой её интеллекта, которая проявлялась в том, как она расправлялась с поставленными перед ней задачами. К ней наведывались серьёзные профессора из Кембриджа, чтобы провести время в её обществе, и я буквально вижу перед собой её грузную фигуру в просторном платье, утопающую в большом кресле с корзинкой табака под боком, и слышу, как она отвечает на глубокие сложные вопросы о теориях космогонии и законах, управляющих материей.
В своей книге «Симпатии» миссис Кэмпбэл Прейд красочно и подробно описала ежедневные встречи Елены Петровны с посетителями[640]. На вопросы об индийской философии нередко отвечал Мохини Чаттерджи. Мне редко доводилось встречать тех, кто давал бы такие ясные и убедительные пояснения и при этом так изящно выражался. Его лекции были очень популярны, и двери нашего дома редко закрывались раньше одного-двух часов ночи[641].
Возможно, временами Мохини находился под влиянием кого-то более великого, чем он сам. В письме к Синнетту, написанному до того, как теософы уехали из Индии в Европу, Е. П. Блаватская намекнула на то, что это случится: «Не допустите ошибку, мой дорогой босс, приняв Мохини, которого Вы знали, за того Мохини, который придёт… У посланника будет новым и содержание, и обличие»[642].
Мохини помогал миссис Лоре Холлоуэй писать книгу «Человек: фрагменты забытой истории». Незадолго до этого Холлоуэй приехала из Нью-Йорка на встречу с лондонскими теософами и некоторое время жила с Е. П. Блаватской у Арундейлов. Джадж был знаком с ней в Штатах и считал, что она будет отличным сотрудником общества. Ещё до её приезда он писал Олькотту о её «литературных талантах и психических способностях того же особого рода, как у Е. П. Блаватской». Узнав о её скором прибытии, Елена Петровна сказала: «О, Господи, если бы я нашла в ней ПРЕЕМНИЦУ, с какой радостью я бы ИСПУСТИЛА ДУХ!»
