Джузеппе Бальзамо. Части 4, 5 - [27]

— В бешенство, монсеньер?

— Да, именно в бешенство!

— В таком случае, не надо было делать того, что вы сделали, — глубокомысленно заметил Рафте.

— Вы сами меня на это толкнули, господин секретарь.

— Я?

— Вы.

— А мне-то что за дело, будет герцог д’Эгильон пэром Франции или не будет? Я вас спрашиваю, монсеньер? Мне как будто не за что обижаться на вашего племянника.

— Господин Рафте! Вы наглец!

— Я уже сорок девять лет от вас это слышу, монсеньер.

— И еще услышите.

— Только не сорок девять лет, вот что меня утешает.

— Вот как вы отстаиваете мои интересы, Рафте!

— Интересы, побужденные вашими мелкими страстями, я не отстаиваю никогда, господин герцог… Как бы вы ни были умны, вам иногда случается делать глупости, которые я не простил бы даже такому болвану, как я.

— Объяснитесь, господин Рафте, и если я пойму, что не прав, то признаю свою ошибку.

— Вчера вам захотелось отомстить, ведь правда? Вы пожелали увидеть унижение вашего племянника. Вы захотели в некотором смысле сами вынести решение парламента по его делу и насладиться зрелищем агонизирующей жертвы, как сказал бы Кребийон-сын. Ну что же, господин маршал, такие зрелища, такие удовольствия дорого стоят… Вы богаты, так платите, господин маршал, платите!

— Что бы вы предприняли на моем месте, господин мыслитель? Ну?

— Ничего… Я стал бы ждать, не подавая признаков жизни. Но вам не терпелось настроить парламент против графини Дюбарри с той минуты, как Дюбарри предпочла вам более молодого д’Эгильона.

Вместо ответа маршал проворчал что-то себе под нос.

— И парламент, — продолжал Рафте, — сделал то, что вы ему подсказали. Когда его определение было обнародовано, вы предложили свои услуги ничего не подозревавшему племяннику.

— Все это прекрасно, и я готов согласиться, что был не прав. Однако вы должны были меня предупредить…

— Чтобы я помешал совершить зло?.. Вы меня принимаете за кого-то другого, господин маршал. Вы каждому встречному повторяете, что создали меня по своему образу и подобию, что вы меня выдрессировали; вы хотите, чтобы я не приходил в восторг из-за того, что кто-то делает глупость или что с кем-то случается несчастье?..

— Так несчастье должно случиться, господин колдун?

— Несомненно.

— Какое?

— Вы заупрямитесь, а герцогу д’Эгильону тем временем удастся помирить парламент с графиней Дюбарри. В этот день он станет министром, а вы отправитесь в изгнание… или в Бастилию.

От возмущения маршал просыпал на ковер все содержимое своей табакерки.

— В Бастилию? — переспросил он, пожав плечами. — Разве мы живем при Людовике Четырнадцатом, а не при Людовике Пятнадцатом?

— Нет! Однако графиня Дюбарри вдвоем с герцогом д’Эгильоном стоят госпожи де Ментенон. Берегитесь! Я не знаю сегодня ни одной принцессы крови, которая бы стала приносить вам в тюрьму конфеты и гусиную печенку.

— Вот так предсказания! — заметил маршал после долгого молчания. — Вы читаете в книге будущего, ну а что в настоящем?

— Господин маршал слишком мудр, чтобы ему советовать.

— Скажи-ка, господин шут, уж не собираешься ли и ты надо мной посмеяться?..

— Осторожно, господин маршал, не забывайте о возрасте; нельзя так называть человека, которому перевалило за сорок, а мне ведь уже шестьдесят семь лет.

— Ну, это пустяки… Помоги мне выйти из этого положения и… скорее, скорее!..

— Помочь советом?

— Чем хочешь.

— Еще не время.

— Ты определенно шутишь?

— Боже сохрани!.. Если бы я хотел пошутить, я выбрал бы для этого другое время. К несчастью, теперь не до шуток.

— Что означает это поражение? Оно подоспело не вовремя?

— Да, ваша светлость, не вовремя. Если весть об отмене приговора дошла до Парижа, я не отвечаю за… Может быть, послать курьера к президенту д’Алигру?

— Чтобы над нами посмеялись еще раньше?..

— При чем здесь самолюбие, господин маршал? Тут бы и святой потерял голову… Послушайте! Позвольте мне закончить мой план высадки войск в Англии, а сами постарайтесь выкарабкаться из этой интриги, связанной с портфелем, потому что половина дела уже сделана.

Маршал знал, что временами Рафте бывал не в духе. Он знал, что, когда его секретарь впадал в меланхолию, его лучше было не раздражать.

— Ну, не сердись на меня, — сказал он. — Если я чего-нибудь не понимаю, объясни мне.

— Значит, монсеньер желает, чтобы я набросал приблизительный план поведения?

— Вот именно, раз ты утверждаешь, что я не умею себя вести.

— Ну что ж, пусть будет так! Слушайте!

— Слушаю.

— Вы должны послать господину д’Алигру, — ворчливо начал Рафте, — письмо герцога д’Эгильона, присовокупив копию решения об отмене приговора, принятого королем на совете. Дождитесь, пока парламент соберется для обсуждения и примет решение — это произойдет очень скоро. Тогда садитесь в карету и поезжайте с визитом к вашему поверенному, метру Флажо.

— Как? — вскричал Ришелье; это имя заставило его подпрыгнуть, как и накануне. — Опять господин Флажо! Какое метру Флажо до всего этого дело и какого черта я поеду к метру Флажо?

— Как я имел честь сообщить вашей светлости, метр Флажо — ваш поверенный.

— Ну и что же?

— Раз он ваш поверенный, у него ваши бумаги… касающиеся каких-нибудь процессов… И вы поедете для того, чтобы поинтересоваться, как идут ваши дела.