Джузеппе Бальзамо. Части 1, 2, 3 - [52]

— Неужели? — рассмеялась принцесса. — А вам что же, не хочется?

Смех ее постепенно затих: присутствовавшие молчали — они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.

— Признайтесь откровенно! — сказала принцесса.

Бальзамо молча поклонился.

— Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? — с едва заметным нетерпением продолжала Мария Антуанетта.

— Да, ваше высочество.

— Как это было, барон? — обратилась дофина к Таверне. Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.

— Ваше высочество! — воскликнул барон. — Клянусь Небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…

— Это правда? — взглянув на Бальзамо, спросила она.

— Да, ваше высочество, — отвечал тот.

— В этом и состоит все ваше колдовство? Это, по крайней мере, неопасно, лишь бы ваши предсказания были столь же безобидны.

Кардинал улыбнулся.

Барон приблизился к принцессе.

— Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, — заметил он.

— Дорогой хозяин! — весело проговорила принцесса. — Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, — обратилась она к Бальзамо.

Казалось, что-то влечет ее к нему помимо воли: так порой тянет к месту, где нас ожидает несчастье.

— Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу… ну хоть, скажем… читая в графине с водой?

— Конечно, ваше высочество, — сказал Бальзамо.

— Отчего же вы с самого начала отказывались?

— Будущее неясно, ваше высочество, а я заметил небольшое облачко…

Бальзамо замолчал.

— И что же? — спросила дофина.

— Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.

— Вы видели меня раньше? Мы где-то встречались?

— Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.

— Вы видели мою мать!

— На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка — могущественная королева.

— Императрица, сударь!

— Я хотел сказать, что она — королева сердцем и разумом, однако…

— Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери!

— И у великих людей, ваше высочество, бывают слабости, в особенности, когда они думают, что дело идет о счастье их детей, — вот что я имел в виду.

— Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии Терезии, — возразила Мария Антуанетта.

— Потому что история никогда не узнает того, что известно императрице Марии Терезии, вашему высочеству и мне.

— У нас троих есть общая тайна? — с пренебрежительной улыбкой спросила принцесса.

— Да, ваше высочества, она принадлежит нам троим, — спокойно отвечал Бальзамо.

— Что же это за тайна?

— Если я отвечу вам вслух, это перестанет быть тайной.

— Все равно, говорите.

— Ваше высочество настаивает?

— Да.

Бальзамо поклонился.

— В Шёнбруннском дворце, — сказал он, — есть кабинет, который носит название Саксонского благодаря стоящим там восхитительным фарфоровым вазам.

— Да, и что же? — спросила принцесса.

— Этот кабинет является частью личных апартаментов ее величества императрицы Марии Терезии.

— Вы правы.

— В этом кабинете она имеет обыкновение заниматься частной перепиской…

— Да.

— Сидя за великолепным, работы Буля, бюро, который был подарен императору Францу Первому королем Людовиком Пятнадцатым…

— Все, что вы до сих пор сказали, верно. Однако то, о чем вы говорите, может знать кто угодно.

— Наберитесь терпения, ваше высочество. Однажды, около семи утра, когда императрица еще не вставала, ваше высочество вошли в этот кабинет через дверь, известную лишь вашему высочеству, так как из всех августейших дочерей ее величества императрицы ваше высочество — самая любимая.

— И что дальше, сударь?

— Вы, ваше высочество, подошли к бюро. Ваше высочество, должно быть, помнит об этом, потому что с тех пор прошло ровно пять лет.

— Продолжайте.

— Вы, ваше высочество, подошли к бюро, где лежало незапечатанное письмо, которое императрица написала накануне.

— И что же?

— Ваше высочество прочли это письмо.

Принцесса слегка покраснела.

— Прочтя письмо, ваше высочество остались им недовольны, потому что потом вы взяли перо и собственноручно…

Казалось, Мария Антуанетта почувствовала стеснение в груди. Бальзамо продолжал:

— Ваше высочество зачеркнули три слова.

— Какие же это были слова? — с живостью спросила дофина.

— Это были первые слова письма.

— Я вас не спрашиваю, где были эти слова, я спрашиваю, что они выражали.

— Должно быть, слишком сильную привязанность к лицу, которому было адресовано письмо. Вот в чем заключалась слабость, о которой я говорил и которую в определенных обстоятельствах можно было бы вменить вашей матери в вину.

— Так вы помните эти три слова?

— Да, я их помню.

— Вы можете их повторить?

— Разумеется.

— Повторите.

— Вслух?

— Да.

— «Мой дорогой друг».

Закусив губу, Мария Антуанетта побледнела.

— Не желает ли ваше высочество, — спросил Бальзамо, — чтобы я сказал, кому было адресовано письмо?

— Нет, я хочу, чтобы вы мне это написали.

Бальзамо достал из кармана записную книжку с золотой застежкой, написал на первом листке несколько слов золотым карандашом, оторвал листок и с поклоном протянул его принцессе.