Джузеппе Бальзамо. Части 1, 2, 3 - [14]

Поза старика, его занятие, неподвижное морщинистое лицо, на котором живыми были только глаза и губы, — все показалось бы странным читателю. Однако незнакомцу все это, очевидно, было привычно: он не удостоил необычную обстановку даже беглым взглядом, несмотря на то, что она этого заслуживала.

Три стены — старик, если помнит читатель, именно так называл перегородки экипажа, — три стены с этажерками, заполненными книгами, окружали обычное кресло, которое никак не соответствовало этому диковинному персонажу; в угоду ему сверху, над книгами, были прикреплены полки, где разместились в большом количестве разнообразные склянки и какие-то коробочки, вставленные в деревянные гнезда; в подобных хранится стеклянная и столовая посуда на корабле. Любой из этих ящиков старик мог достать без посторонней помощи, потому что свободно передвигался вместе с креслом, которое поднималось и опускалось по мере надобности при помощи бокового рычага, и старик легко сам с этим справлялся.

Комната (так мы будем называть ее) имела восемь футов в длину, шесть — в ширину и столько же — в высоту. Напротив двери, помимо склянок и перегонных аппаратов, ближе к четвертой стене, остававшейся свободной для входа и выхода, громоздился очаг с навесом, кузнечными мехами и колосниками. В тот момент в печке раскалился добела тигель, в котором что-то кипело. Поднимавшийся над тиглем пар выходил через трубу, которую читатель уже видел на крыше кареты, тот самый таинственный пар, неизменно вызывавший удивление и любопытство у прохожих любого возраста, пола и любой национальности.

Помимо всего прочего, среди банок, склянок, книг, картонок, лежавших на полу в живописном беспорядке, можно было заметить медные щипцы, а также несколько угольков, плававших в разнообразных растворах. Там же стоял большой сосуд, наполовину наполненный водой, а с потолка свисали подвешенные за нитки пучки трав, из которых одни, казалось, могли быть собраны накануне, другие — лет сто назад.

В комнате стоял сильный запах, который в менее экзотической обстановке можно было бы назвать благоуханием.

Путешественник вошел, когда старик, с удивительной легкостью развернув кресло, подъехал к печке и с благоговейной осторожностью стал снимать пену с тигля.

Его отвлекло появление ученика: правой рукой он глубже надвинул бывший когда-то черным бархатный колпак, из-под которого выбивалось несколько редких прядей, блестевших, словно серебряные нити. Старик с замечательной легкостью выдернул из-под колесика кресла полу длинной шелковой мантии, подбитой ватой, которая за десять лет превратилась в выцветшую бесформенную тряпку.

Старик, казалось, был в скверном настроении; он ворчал, снимая накипь и придерживая другой рукой мантию:

— Боится он, видите ли, проклятая животина! А чего ему бояться, хотел бы я знать? Дернул дверь за ручку, толкнул печку, и почти половина моего эликсира пролита в огонь. Ашарат! Богом прошу, бросьте эту скотину в первой же пустыне.

Путешественник в ответ улыбнулся.

— Прежде всего, дорогой учитель, — сказал он, — пустынь мы больше не встретим на своем пути, потому что мы уже во Франции. Кроме того, я не могу себе позволить просто так бросить лошадь стоимостью в тысячу луидоров, точнее, бесценную, так как она кровей Аль-Борак.

— Подумаешь, тысяча луидоров! Да я их вам хоть сейчас выложу: тысячу луидоров или что-нибудь на ту же сумму. Ваша лошадка и так обошлась мне уже больше чем в миллион, не считая дней, которые она унесла из моей жизни.

— Да чем же так провинился Джерид? Рассказывайте!

— Чем провинился? Да еще несколько минут, и эликсир так закипел бы, что ни одна капля не успела бы испариться. Правда, ни Зороастр, ни Парацельс не указывают на то, что именно так должно проходить кипение, но зато Борри настоятельно это рекомендует.

— Дорогой учитель! Еще две-три секунды, и эликсир закипит.

— A-а, да, как же, закипит! Видите, Ашарат? Наверное, надо мной проклятие тяготеет: огонь гаснет, не знаю, что там падает через трубу…

— Зато я знаю! — воскликнул со смехом ученик, — это вода!

— То есть как вода? Вода! Раз так — пропал эликсир! Опять начинай сначала! Можно подумать, у меня есть на это время! Господи, Боже мой! — в отчаянии вскричал старик, воздев руки к небу. — Вода! Какая еще вода, Ашарат!

— Чистейшая дождевая вода, учитель. Начался ливень, вы разве не заметили?

— А разве я что-нибудь замечаю, когда работаю? Вода!.. Так вот это что… Знаете, Ашарат, это так меня взволновало! Подумать только! Я уже полгода прошу у вас колпак на дымовую трубу… Полгода!.. Да что я говорю — целый год! А вот вы о нем не подумали, а о чем вам еще думать? Но вы молоды. Ну и что вышло из-за вашей небрежности? Сегодня дождь, завтра ветер нарушают все мои расчеты и опыты. А ведь я должен спешить, клянусь Юпитером! Вы хорошо знаете, мой час близок, и если я не буду готов, если не найду эликсир жизни — прощай, мудрец, прощай, ученый Альтотас! Тринадцатого июля в одиннадцать часов вечера мне исполняется сто лет. К этому времени эликсир должен достигнуть совершенства.

— Мне кажется, все идет прекрасно, дорогой учитель, — заметил Ашарат.