Джубал Сэкетт - [28]

Из того положения, в котором я находился, пользоваться большим луком было трудно, но выбора не было. Я ждал, временами клевал носом, поскольку понимал, что еще рано. Проснулся я внезапно.

Кто-то двигался рядом со мной!

Я осторожно огляделся, но ничего не увидел и не услышал.

Снова шорох совсем близко!

Я повернулся и… встретился взглядом с желтыми глазами огромной, приготовившейся к прыжку кошки.

Пума!

Справа от меня, футах в тридцати, не дальше! Ее намерения не оставляли никаких сомнений. Будь она слева, я бы выпустил в нее стрелу. Но сейчас мне нужно полностью развернуться, перенести через бревно больную ногу. Сделать это было невозможно.

Хвост пумы подергивался, на лопатках напряглись мышцы. Я резко рванулся, ощутив страшную боль в ноге, и в тот момент, когда кошка прыгнула, выпустил стрелу, Потеряв опору, упал и выронил лук.

Падение обернулось для меня удачей: пума промахнулась. Подпрыгнув на месте и злобно рыча, она бросилась в атаку. Но я уже успел выхватить нож и, когда тело зверя взвилось надо мной, всадил нож в мягкое брюхо по рукоятку.

Кошка рвала меня когтями, ее челюсти мелькали рядом с головой. Я снова и снова бил ножом, ощущая на лице ее горячее дыхание… Тогда я сунул ей под ребра левый кулак и повернул его.

Пума отскочила, задыхаясь. Зверь истекал кровью, но, обезумев от боли и жажды мести, стремился к одному -убить.

Сделав отчаянное усилие, я перекатился с боку на бок, и когда разъяренная кошка прыгнула, снова перевернулся и сел. Ударом лапы она опрокинула меня на землю, пытаясь зубами вцепиться мне в горло. Левой рукой я схватил ее за складку кожи на загривке, и мы стали отчаянно бороться; пума рвалась к моему горлу, а я пытался оттолкнуть ее. Изловчившись, я снова нанес ей удар ножом.

Лезвие ножа глубоко вонзилось в тело пумы, я повернул левый кулак, в котором зажал складку кожи, так что костяшки моих пальцев прижались к шее зверя. Пума подняла лапу и когтями впилась мне в руку, располосовав рукав куртки из оленьей кожи и разодрав предплечье. Я снова и снова наносил удары ножом. Она еще пыталась царапаться задней лапой, но ее страшные челюсти уже грызли не меня, а землю. Другая задняя лапа коротко, судорожно дергалась.

Наконец борьба стала ослабевать и я сбросил с себя врага.

Пума лежала, окровавленная, измученная, и смотрела на меня глазами, полными той безумной злобы, которой отличаются эти звери.

Трава и листья вокруг потемнели от крови — и пумы, и моей. Не дожидаясь агонии, я снова глубоко погружал нож в тело огромного хищника. Шерсть у него встала дыбом, он попытался подняться и упал, еще раз попытался встать и не смог. Дикие глаза полыхнули ненавистью и погасли. Зверь умер.

Мою здоровую ногу покрывали глубокие рваные раны. Не в лучшем состоянии оказалась и рука.

Кожа свисала клочьями на глаза. Но я не потерял сознания.

Все мои проблемы теперь удвоились. Когти и зубы диких зверей заражены остатками гниющего мяса. Мне предстояло добраться до реки, промыть раны и попытаться каким-то образом привести в порядок то жалкое существо, которое я теперь представлял.

Взяв лук и колчан, я пополз к реке, но вскоре остановился. Мне необходимо было мясо, я пришел сюда за ним, а теперь мясо оставалось сзади меня. Один знакомый индеец из племени катоба однажды говорил, что мясо пумы — самое лучшее, и Янс, который во время похода по диким лесам ел его, согласился.

Поэтому я снял шкуру с задней ноги пумы, отрезал большой кусок и, опираясь на костыль, побрел обратно на свою стоянку, прихватив и лук.

Свалившись на землю, пополз к реке и лег на мелководье у берега. Холодная вода тихо перекатывалась через меня. А когда глянул в небо, то увидел звезды. Пальцами наковырял речного ила и залепил им свои раны. Слышал, что ил полезен, но не знал почему. К тому же мне как-то нужно было остановить кровотечение.

Добравшись ползком до своего ложа, натянул на себя шерстяное одеяло и лежал, дрожа. Потом либо потерял сознание, либо заснул — не знаю. Очнувшись, я кое-как подбросил в огонь несколько веток и снова забылся.

Открыв глаза, понял, что уже день. Несколько струек дыма поднимались от углей, я перемешал их, чтобы снова появилось пламя, подвесил берестяную посуду с водой над огнем, положил в нее кусок мяса и кое-какие съедобные растения, которые нашел на лугу.

Когда я снова заглянул в свой импровизированный котелок, вода почти выкипела, в посудине образовалось нечто вроде каши. Я съел несколько полных ложек и снова отключился.

Во сне или в бреду я долго боролся с гигантскими кошками, затем меня топтал бизон, и в довершение ко всему вернулся Капата с копьем. Я понимал, что это бред, и время от времени подползал к реке и пил воду.

Один раз я даже приготовил цикорный кофе и снова впал в забытье.

Очнувшись, я пожевал сырого мяса и наконец заснул глубоким, долгим сном, похожим на смерть. Во сне чувствовал, как кто-то осторожными руками обрабатывал мои раны. Я снова был дома.

Сознание возвратилось ко мне, я открыл глаза и все прекрасно сознавал. Бред прошел. Я повернул голову. У костра сидел индеец и ел.

Пришел Кеокотаа.

Глава 11

— Одна нога нехорошая, — сказал Кеокотаа и откусил от куска мяса, который держал в руках.