Джордж Гордон Байрон - [8]

Шрифт
Интервал

Тема борющегося народа в поэме продолжает развиваться, обретая новые краски в строфах, посвященных Греции, составляющих основную часть второй песни. Контраст между великим прошлым античной Греции и рабским, униженным ее положением в настоящем болью отзывается в сердце поэта. Контраст раскрывается с привлечением фактов из богатой истории Греции, строфы все время интонационно варьируются: восторг перед прекрасной Элладой, в которой жил дух Свободы, сменяется гневом на потомков, живущих на славной земле и покорившихся рабству, поэту тяжело видеть как "грек молчит, и рабьи гнутся спины,//И под плетьми турецкими смирясь,//Простерлась Греция, затоптанная в грязь...", и гнев уступает место надежде, что в народе "былая сила неукротимой вольности живет". Народ должен верить в свои силы утверждает поэт, а не полагаться на иноземную помощь; логическим завершением этой мысли становится призыв: "О, Греция! Восстань же на борьбу!"

Неизменна любовь поэта к Греции, близка и дорога она ему и строфы о Греции в этой поэме помогают лучше понять, почему Байрон станет борцом за свободу греческого народа.

И в первой и во второй песнях поэмы Байрон не раз касается внешней политики Англии. Испанцев он предупреждает, чтобы не доверялись союзнической роли Англии: "...союзник тот опасный, в чью помощь верить - право, труд напрасный". Британский дипломат лорд Эльджин вывез из Греции огромную коллекцию памятников древней культуры, и об этом Байрон пишет как о позоре для всей Англии. В осуждении внешней политики своей страны Байрон занял определенно демократические позиции, отражая взгляды передовой части английского общества.

Автору "Чайльд-Гарольда" расстановка политических сил в Европе была достаточно ясна, но общие закономерности исторического процесса представлялись несколько односторонне. Опираясь на внешние факты, Байрон называет португальцев "презренными рабами", обвиняя целый народ в покорности и нежелании бороться за свободу, что было, разумеется, несправедливо. Правда, поэт испытывал необходимость глубже разобраться в причинах многих явлений и событий в жизни народов, увидеть взаимосвязь между внешним их проявлением и социальными причинами. Недостаток знаний в этой области восполнялся порой эмоциональной риторикой. Но уже в последних песнях поэмы третьей и четвертой - Байрон раскрывает одну из замечательных сторон своего гения - находить точное поэтическое выражение глубокой философской мысли.

Новаторское содержание поэмы диктовало и отказ от общепринятых представлений, каким должен быть язык поэта. Байрон пересматривает весь арсенал художественных средств английской поэзии, отбирая нужное для себя; в частности, при обобщениях он пользуется принципом аллегории, известным со времен английской поэзии средневековья; охотно обращается он и к народному английскому языку. Отсутствие скованности в использовании всего богатства родного языка дало ему широкие возможности для поэтического изложения беспрерывно меняющегося содержания поэмы.

Первые две песни "Паломничества Чайльд-Гарольда" открыли новые горизонты для поэзии романтизма. Пушкин поставил Байрона с его "Чайльд-Гарольдом" в ряд корифеев мировой поэзии.

Незадолго до путешествия Байрон занял свое место в палате лордов. Тогда он не совсем ясно себе представлял, какова будет его парламентская деятельность. Путешествие, размышления об увиденном, работа над "Чайльд-Гарольдом" развили интерес Байрона к социальным проблемам своей страны. К тому же возвращение его в Англию совпало с разгаром луддитского движения, начавшегося в Ноттингеме, в крупнейшем центре ткацкой промышленности. Применение новых ткацких машин оставляло многих ткачей без работы, а у тех, кто работал, резко снижалась заработная плата. Обездоленные ткачи разрушали станки.

Правительством был подготовлен закон (билль), по которому разрушение машин каралось смертью. Байрон избрал этот билль темой своей первой речи. Перед выступлением в парламенте он предпринял специальную поездку, чтобы изучить вопрос на месте. Лидер вигов, главный судья Ноттингема, лорд Холланд наставлял Байрона, какой должна быть его речь. Но накануне своего выступления Байрон пишет Холланду письмо, из которого видно, что он не пойдет на компромиссы и будет отстаивать права ноттингемских ткачей. "Я считаю, милорд, - писал Байрон, - что можно приветствовать благодетельный для человечества прогресс промышленности, но нельзя допустить, чтобы человечество приносилось в жертву усовершенствованию машин. Обеспечить существование трудящихся бедняков - более важная для общества задача, чем обогащение нескольких монополистов с помощью усовершенствованных орудий, которые отнимают хлеб у рабочего и делают невыгодным его наем.

Я возражаю против билля из-за его явной несправедливости и совершенной бесполезности. Я видел, как живут эти несчастные и какой это позор для цивилизованной страны...

В тех немногих словах, которые я позволю себе сказать в четверг, я выскажу именно это мнение, составленное на основании собственных наблюдений" {Дневники. Письма, с. 40.}.

Билль о смертной казни для ткачей луддитов был узаконен вопреки усилиям Байрона, его выступлению в парламенте в феврале 1812 года. Но 2 марта Байрон "продолжил" свою речь уже как поэт, опубликовав "Оду авторам билля, направленного против разрушителей станков". Действие билля не замедлило сказаться; движение луддитов жестоко подавлялось военными частями, ткачей осуждали на казнь через повешение, тюремное заключение и ссылки. Против этих преследований выступил и известный радикальный публицист Вильям Коббет. Байрон не мог забыть террор, учиненный правительством против ткачей, и спустя несколько лет, в изгнании, он написал "Песню для луддитов", в которой звучит призыв к продолжению борьбы: "...или сгинем в бою,// Иль к вольному все перейдем мы житью".


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.