Джордж Байрон. Его жизнь и литературная деятельность - [9]

Во время этих ссор Байрон обыкновенно играл пассивную роль. Он предоставлял матери неистовствовать, сколько ее душе было угодно, а сам в это время хранил глубокое молчание. В тех же случаях, когда мать его, не довольствуясь одной бранью, угрожала излить свою ярость в энергичных действиях, он обыкновенно спасался бегством из дому на всю ночь. После одной необыкновенно горячей ссоры, когда мать в ярости своей дошла до того, что швырнула в него железными каминными щипцами, Байрон среди ночи прибежал без шляпы к Пиготам и просил, чтобы они позволили ему переночевать у них. На другое утро после этого он тайно от матери уехал в Лондон и, по прибытии туда, написал Пиготам, чтобы они известили его о «настроении и движениях неприятеля», не сообщая тому, однако, его адреса. Он намеревался не возвращаться домой до тех пор, пока «неприятель» не пойдет на уступки и не выразит надлежащим образом своего раскаяния. Но «неприятель», однако, очень скоро узнал место его убежища и в одно прекрасное утро неожиданно предстал перед ним.

Вот как Байрон сам в письме к Пиготам описывал тогда эту трагикомическую встречу с матерью. «Я не могу с полным правом сказать вместе с Цезарем „veni, vidi, vici“ („пришел, увидел, победил“); однако самая важная часть этого лаконического извещения об успехе приложима и к моему теперешнему положению, так как несмотря на то, что госпожа Байрон побеспокоилась „прийти и увидеть“ меня, все-таки не ей, а вашему покорному слуге удалось „победить“. После продолжительной и упорной схватки, в которой „мы“ понесли значительные потери вследствие быстроты неприятельского огня, „они“, наконец, отступили в беспорядке, оставили на поле битвы всю свою артиллерию, свой экипаж и несколько раненых: их поражение было решительным, по крайней мере, что касается нынешней кампании. Говоря проще: госпожа Байрон возвращается немедленно в Соутвел, а я вместе со всеми моими лаврами отправляюсь в Вортинг…»

Во время всех этих семейных дрязг Байрон занимался приготовлением к печати первого сборника своих стихотворений, который и вышел в свет в ноябре 1806 года. Это была небольшая книжка, напечатанная одним из провинциальных издателей на средства самого автора. Она была выпущена в очень ограниченном количестве экземпляров и предназначалась только для самых близких знакомых молодого поэта. Первый экземпляр был послан Бичеру, от которого через несколько дней Байрон получил рифмованный отзыв, строго осуждавший его книгу за чересчур реалистическое направление некоторых ее мест. Этот отзыв уважаемого автором пастора решил судьбу книги. Байрон в своем (тоже рифмованном) ответе Бичеру признал справедливость критики последнего и заявил о своей готовности предать огню все издание. Несколько дней спустя после того молодой поэт в присутствии строгого критика собственными руками сжег все экземпляры своей первой книги. Этот поступок был, конечно, большой жертвой для 19-летнего Байрона и показывает, как высоко он ставил мнение Бичера и до какой степени, по натуре своей гордый и неукротимый, был способен подчиняться руководству тех, кто умел внушить ему любовь и уважение к себе.

Два месяца спустя после сожжения первого издания своих стихотворений Байрон выпустил в свет второе издание, значительно увеличенное новыми произведениями; но в него, однако, не вошли те из прежних, которые были осуждены пастором. Этот второй сборник, названный по латыни «Juvenilia», был напечатан в количестве 100 экземпляров и предназначался для более обширного круга читателей, чем первый. Не успело еще это издание разойтись, как Байрон уже начал готовить к печати третье. Ободренный успехом, который имела книга среди его знакомых, он решил теперь уже выступить перед всей английской читающей публикой. Третий сборник его, носивший название «Часы досуга», появился в марте 1807 года. Он содержал, за некоторым исключением, все стихотворения прежнего издания и, кроме того, еще несколько новых. Это первое публичное выступление Байрона на литературной сцене было встречено сначала довольно благоприятно. Большинство английских журналов отозвалось очень благосклонно о дебюте молодого поэта, и книга продавалась довольно бойко. Байрон был, конечно, очень доволен успехом своих «Часов досуга», но, однако, с самого начала предчувствовал, что этот успех был непрочен.

После выхода в свет «Часов досуга» Байрон вернулся в Кембридж и пробыл там на этот раз до весны 1808 года. Он привез туда ручного медвежонка, которого держал на своей квартире вместе с двумя огромными собаками. Когда его спрашивали, зачем ему было привозить в университет медведя, он отвечал, что тот «будет держать экзамен на ученую степень». Отношение к нему профессоров и университетского начальства после появления его книги, в которой он отзывался о них нелестно, стало, конечно, хуже прежнего. Он продолжал так же мало интересоваться науками, как и в первый год своего пребывания в Кембридже.

Байрон в 1807 году. Портрет работы Сандерса.

В январе 1808 года появился знаменитый разбор «Часов досуга» в «Эдинбургском обозрении» – самом выдающемся критическом журнале того времени. Статья анонимного критика была резкой и беспощадной. Байрона третировали в ней как барчука, занимавшегося поэзией от безделья; в его стихотворениях не находили никаких проблесков оригинального таланта, и в заключение в ней выражалась надежда, даже уверенность, что эта первая книга его будет вместе с тем и последней. Эта незаслуженно жестокая критика произвела ужасное впечатление на Байрона. Он впоследствии рассказывал, что в тот день, когда ему довелось прочесть эту статью, он выпил за обедом целых три бутылки вина, но что это не помогло ему; волнение несколько улеглось только после того, как поэт излил свое негодование в 20 стихах. Он чувствовал себя глубоко оскорбленным и жаждал жестокой мести. Статья «Эдинбургского обозрения» была тогда очень многими признана крайне несправедливой по тону, хотя почти все соглашались с высказанными в ней мнениями о ранних произведениях Байрона.