Джонатан без поводка - [9]

Внутри он понес велосипед наверх, через три лестничных пролета, и пристегнул его к поручню на лестничной клетке, которая просматривалась с его рабочего стола.

– Привет, Джонатан.

– Привет, Шей.

Шей – это правая рука босса, оказывающая ему дополнительные услуги.

Джонатан прошелестел своими углеродными подошвами в мужской туалет – на случай, если кто-то еще не заметил, что в офисе он появился самым последним. В туалете он сменил итальянскую лайкру на джинсы, футболку и шерстяной лимонный кардиган от Brooks Brothers 1960-х годов. Он купил его в винтажном магазине, хотя у его деда наверняка было бесчисленное количество таких свитеров. Его очень раздражало то, что родители вынуждали его покупать их заново в дорогущих секонд-хэнд бутиках по раздутым ценам.

– Встреча в три, – напомнила Шей.

Ее свидания с Эдом (основателем, владельцем и исполнительным директором «Комрейд») происходили во время обеденного перерыва, и звуки, доносившиеся из переговорной (запертой, конечно же) вызывали у сотрудников чувство глубокой печали. Одно то, что Эд, которому не было еще и тридцати, имел в собственности лофт в Вильямсбурге и ездил на серебристо-голубом «Мерседесе 280 SL» 1972 года, действовало на нервы всему офису. А секс был последней каплей, ежедневно демонстрирующей всем, что такой жизни у них не будет никогда. Хотя вряд ли кто-то из сотрудников хотел бы заняться с Эдом сексом в переговорной.

Офис «Комрейд» располагался на третьем этаже лофта, который когда-то был магазином ламп и светильников. Во время ремонта подвесные потолки убрали, и за ними обнаружились деревянные перекрытия. Гипсокартон оторвали, обнажив кирпичные стены, а под дешевым линолеумом 50-х годов оказались широкие дубовые половицы. И вот именно так все и выглядело бы наилучшим образом, но, чтобы убедить клиентов, что «Комрейд» – это высококреативная организация, Эд купил на аукционе обстановку советского железнодорожного вокзала – всю, от щитка до кассы, – и перевез ее в Трайбеку. И у него почти получилось реализовать свою идею, но не совсем. Народ отпускал шуточки по поводу Сибири и сравнивал Эда со Сталиным. А огромные уродливые вокзальные часы тикали так громко, что однажды, в тихий воскресный день, один из сотрудников не выдержал, взял промышленный степлер и разгромил их на тысячу частей.

Столы сотрудников в «Комрейд» были расположены в случайном порядке, чтобы придать пространству «дух открытости и спонтанности», хотя открытость тут же разбивалась о множество импровизированных перегородок, роль которых выполняли горы книг, антикварная стойка для шляп, мольберты и даже занавеска для душа, висящая на металлической стойке для одежды. Для приватности годилось все.

Джонатан вел самого дорогого клиента «Комрейд» – «Бродвей Депо». Компания ежедневно размещала рекламные блоки в многочисленных местных газетах, баннеры и всплывающие окна на сайтах. Все они сливались в бесконечную реку до ужаса однотипных заголовков типа «Скидка 20 % на все ручки» или «Бумага для принтеров, самые низкие цены в городе».

Такого рода фразы кого угодно сведут с ума. Джонатан ежедневно пытался придумывать заголовки, которые были бы хоть сколько-нибудь интереснее текущих, и ежедневно же «Бродвей Депо» их отвергало. Точнее, это делала Луиза Кримпл, занимающая зеркальную с ним позицию на стороне клиента.

– Привет, Джонатан. Все хорошо?

– Все отлично, Луиза.

И он уже знал, что случится дальше.

– Нужно исправить вчерашний заголовок. Используй тему «купи-продай». Не нужно акцентировать внимание на проблемах.

Проблемах?

– Тебе не нравятся мои заголовки?

– Я их обожаю! Но давай пока отложим в сторону вчерашний вариант.

Он был готов к этому.

– Тебе просто не нравятся мои заголовки.

– Нам нужно стимулировать потребление, Джонатан.

– Я их переделаю.

– Отлично, мы оба от этого выиграем. Класс!

Энтузиазма у Луизы было с лихвой. И она была довольно привлекательна, только вот вместо мозга у нее была сломанная заводная игрушка. Ее способность выражать свои мысли и воображение можно было сравнить с затычкой для раковины. Только они в «Бродвей Депо» не продавались.

Да, может, его заголовки и не являли собой идеальный образец креатива и не могли изменить мир, но они были гораздо лучше, чем «Только сегодня ручки по $2.99!». Он яростно спорил с Луизой Кримпл по телефону, в мейлах и лично, доказывая, что вечные истины, заключенные в его заголовках, доносят до потребителя (на сублиминальном уровне), что «Бродвей Депо» понимает глубину их эмоциональных отношений с ручками. Они обеспечивают лояльность к бренду компании, не говоря уже о повышении продаж, и, таким образом, улучшают жизни и сотрудников «Бродвей Депо», и покупателей. Но все его доводы разбивались о стену непонимания. Луизу не интересовали абстракции.

– У людей не бывает никаких отношений с ручками, – говорила она с лучезарной улыбкой девушки-чирлидера. – Заканчивается одна, покупают новую. И делу конец.

Джонатан терпеть не мог выражение «и делу конец». Он ненавидел все ее выражения. Однажды он пригласил ее на обед и попытался объяснить, какая связь существует у писателей и художников с ручками. Что когда пишешь гелевой ручкой – это как скользить по грязи или переносить штрихи из мозга прямиком на бумагу. А владелец шариковой ручки – это человек эконом-класса, с которым и знакомиться-то не стоит. Либо же кто-то очень требовательный, но изо всех сил маскирующийся под свою противоположность. А от одной мысли о том, чтобы рисовать ручкой-маркером, ему вообще становилось плохо. Во вьетнамском фьюжн-ресторане, который он выбрал за его тонкие вкусовые подтексты и текстуру, она заказала хорошо прожаренный стейк, а потом так пристально и долго на него смотрела, что ему пришлось идти в туалет и проверять, не превратилось ли его лицо в миндальное печенье.