Джон Tоланд - [19]
Важно отметить, что Толанд стремился обосновать положение об изначальной активности материи, а также об универсальном характере движения, его всеобщности. Как же доказывалось это положение?
Прежде всего Толанд обращал внимание читателя на многообразие материи, на бесчисленное множество ее модификаций и акциденций, которые не могут быть выведены только из протяжения материи. Если приписывать материи лишь одну протяженность, если мыслить ее без движения, то это должно быть нечто лишенное всяких свойств и отношений, всяких чувственных качеств, ибо все это непосредственно зависит от движения, является естественным и несомненным следствием движения (см. 4, 1, 157).
Во-вторых, «общепризнанная делимость материи также неопровержимо доказывает, что материя не может быть мыслима без движения, так как именно движение делит ее на разные части» (там же).
В-третьих, Толанд решительно отверг понятие пустоты, признание которой, по его мнению, предполагает бездеятельность материи. Понятие пустоты, указывал философ, есть одно из многочисленных заблуждений, вытекающее из определения материи только через протяжение. Но если принять, что материя в такой же мере активна, как протяженна, то понятие пустоты теряет всякий смысл. (Мы вернемся в следующем параграфе к критике Толандом понятия пустоты в связи с рассмотрением его взглядов на пространство и время.)
В-четвертых, Толанд опровергал точку зрения тех философов, которые признавали наряду с движением состояние полного покоя и на этом основании объявляли материю бездеятельной, делали вывод о порождении движения какой-то особой силой. Возражая сторонникам такой точки зрения, Толанд рисует картину всеобщего движения «мировой материи», извечного круговорота, совершающегося в природе. Все тела (камни, металлы, растения, животные, люди) являются «звеньями одной общей цепи», и поэтому «их материя... переходит из одного в другое и обратно... земля превращается в воду, вода — в воздух, воздух — в огонь, а затем обратно, и так без конца» (там же, 168). В процессе постоянного движения, возникновения и уничтожения находятся «все части вселенной», как «крупные системы», так и «мельчайшие частицы» (там же). Наши собственные тела ничем не отличаются в этом отношении от других тел. «Мы находимся в постоянном течении, как река, и с полным разложением нашего тела после смерти войдем составными частями в тысячу других предметов» (там же).
Что касается покоя, то он есть не отсутствие всякого движения, а лишь известное ограничение последнего. Так, корабль, идущий под парусами вверх по реке, может некоторое время стоять на месте, если сила ветра сравняется с силой течения. Но стоит только одной из этих сил перевесить другую, и корабль снова придет в движение. Поэтому не существует «абсолютной бездеятельности тел, а есть только относительный покой по сравнению с другими телами, изменяющимися на наших глазах» (там же, 174). Движение же, напротив, носит абсолютный характер, оно присутствует в каждой частице материи, служит субъектом всех изменений и различий. Суммируя сказанное, философ подчеркивал: «...движение есть существенное свойство всей материи в целом» (там же, 177); «одно движение всегда сменяется другим движением, но никогда не сменяется абсолютным покоем» (там же, 193). Окружающий нас материальный мир не знает, согласно Толанду, ни дряхлости, ни упадка; он вечен и бесконечен, постоянно меняется и обновляется. «Но изменения в частях не влекут за собой никакого изменения вселенной, ибо ясно, что постоянные изменения, переходы и превращения материи не могут вызвать ни увеличения, ни уменьшения ее общего количества, как ни одна буква не прибавляется к алфавиту и не убавляется от него из-за бесчисленных сочетаний и перестановок букв в великом множестве слов и языков» (там же, 169). Короче говоря, «мир во всех своих частях и видах пребывает во все времена в одном и том же состоянии» (там же).
Развитые Толандом идеи о неразрывной связи материи и движения, непрестанном изменении материального мира, всеобщей активности природы имели огромное значение для становления диалектики, преодоления метафизического способа мышления. Но было бы, конечно, преувеличением считать Толанда последовательным сторонником диалектического метода или полагать, что ему удалось сформулировать диалектическую концепцию движения. Для этого в эпоху Толанда не было ни естественнонаучных, ни философских предпосылок. Несмотря на ряд глубоких диалектических положений, содержащихся в «Письмах к Серене», и прежде всего положение об атрибутивном характере движения, Толанду был еще присущ метафизический, неисторический взгляд на природу, который преобладал в XVII—XVIII вв.
Не умаляя заслуг Толанда перед историей диалектики (см. 36, 180), нужно видеть в то же время и метафизическую ограниченность его воззрений. Процесс развития как переход количественных изменений в качественные, как уничтожение старого и возникновение нового остался чужд Толанду. Сформулировав же идею самодвижения материи, он не смог выявить внутренний источник активности материи, ту двигательную силу, которая заключается в единстве и борьбе противоположностей. Словом, научная диалектическая концепция развития осталась по вполне понятным причинам вне поля зрения английского материалиста.
