Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 15 - [8]
Июльский вечер. Половина десятого. Столовая, освещенная канделябрами, отделанная ярко-синими обоями и убранная коврами и портьерами того же цвета. Высокие стеклянные двери между колоннами открыты; они выходят на широкую террасу, за которой видны во тьме силуэты деревьев, а вдали — очертания освещенных домов. С одной стороны «фонарь» (глубокий выступ комнаты или ниша с окном), наполовину прикрытый задернутыми портьерами. Напротив него дверь, ведущая в переднюю. За овальным палисандровым столом, уставленным серебром, цветами, фруктами и бутылками вина, сидят шесть человек. Они только что кончили обедать. Спиной к «фонарю» сидит Стивен Мор, хозяин дома, человек лет сорока; у него приятное лицо, обаятельная улыбка и глаза мечтателя. Справа от него — сэр Джон Джулиан, старый солдат; у него загорелое лицо с тонкими чертами и седые усы. Справа от сэра Джона его брат, настоятель Стауэрского собора, высокий, смуглый священник аскетического вида; далее справа — Кэтрин; она наклонилась вперед и положила локти на стол; подперев подбородок ладонями, она пристально смотрит через стол на своего мужа; справа от нее сидит Эдуард Meндип, бледный человек лет сорока пяти, почти совсем лысый, у него красивый лоб и на резко очерченных губах играет широкая улыбка, так что видны его зубы; между ним и Мором — Элен Джулиан, хорошенькая темноволосая молодая женщина, погруженная в собственные мысли. Когда поднимается занавес, слышны голоса людей, горячо спорящих между собою.
Настоятель. Я с тобой не согласен, Стивен, абсолютно и полностью не согласен.
Мор. Ну что ж, я тут ничего не могу поделать.
Мендип. Вспомни одну из недавних войн, Стивен! Разве твои рыцарские взгляды принесли тогда какую-нибудь пользу? И то, на что смотрели сквозь пальцы, когда ты был молодым и мало кому известным членом парламента, на заместителя министра может навлечь анафему. Ты не вправе себе это позволить…
Mор. Я не вправе позволить себе следовать призыву совести? Вот это новость, Мендип.
Мендип. Даже самые высокие идеалы могут быть неуместными, мой друг.
Настоятель. Правительство имеет здесь дело с диким народом, не признающим никаких законов, и я думаю, что питать к нему сочувствие или жалость нет никакого смысла.
Мор. Их тоже сотворил господь, настоятель.
Мендип. В этом я сомневаюсь.
Настоятель. Они оказались вероломными. Мы имеем право покарать их.
Мор. Если я подойду и ударю беспомощного человека, а он в ответ на это ударит меня, разве я имею право карать его?
Сэр Джон. Не мы явились зачинщиками.
Мор. Как? А наши миссионеры и наша торговля?
Настоятель. Вот это действительно новость. На благодеяния цивилизации они станут отвечать насилиями и убийством, а ты будешь подыскивать оправдания? Разве ты забыл Глэйва и Морлинсона?
Сэр Джон. Верно. А несчастный Грум и его жена?
Мор. Они отправились в дикую страну, зная, что тамошние племена настроены против них, и действовали там по собственной инициативе. Какое дело всему нашему народу до злоключений отдельных авантюристов?
Сэр Джон. Но мы не можем равнодушно смотреть на то, как расправляются с нашими соотечественниками.
Настоятель. Разве устанавливаемые нами порядки не являются благодеянием, Стивен?
Мор. Иногда да. Но я всем сердцем отвергаю мнение, будто наше владычество может облагодетельствовать такой народ, как этот, народ, принадлежащий к особой расе и отличающийся от нас, как свет от тьмы, по цвету кожи, по религии, по всему. Мы можем только извратить их здоровые инстинкты.
Настоятель. Вот эта точка зрения для меня совершенно непостижима.
Meндип. Если развить твою философию до логического конца, Стивен, то она приведет к застою. Только на небе есть неизменные звезды, на земле их нет. Нации не могут жить изолированно, не вмешиваясь в дела других наций.
Мор. Во всяком случае, большие нации могли бы не вмешиваться в дела малых.
Mендип. Если бы они не вмешивались, то не было бы больших наций. Дорогой мой, мы знаем, что малые нации — это твой конек. Но министерский пост должен был бы хоть немного утихомирить тебя.
Сэр Джон. Я служил своей родине пятьдесят лет и утверждаю, что она ни в чем не преступила законов справедливости.
Mор. Я тоже надеюсь прослужить ей пятьдесят лет, сэр Джон, но я заявляю, что сейчас она действует несправедливо.
Mендип. Бывают моменты, когда таких вещей просто нельзя говорить!
Mор. И все-таки я выступлю. И не далее как сегодня вечером, Мендип.
Мендип. В палате общин?
Мор кивает.
Кэтрин. Стивен!
Мендип. Миссис Мор, вы не должны допускать этого. Это — сумасшествие!
Мор (вставая). Можете завтра сообщить об этом читателям, Мендип. Посвятите моему выступлению передовую статью в своем «Парфеноне».
Мендип. Политическое безумие! Человек, занимающий такой пост, как ты, не имеет права давать волю своим чувствам накануне серьезных событий!
Mор. Я никогда не скрывал своих чувств. Я против этой войны и против тех захватнических актов, к которым, как все мы знаем, она приведет.
Мендип. Дорогой мой! Не будь донкихотом. Война вот-вот начнется, и никакие твои усилия не смогут предотвратить ее.
Элен. Нет, не может быть!
