Джип из тыквы - [10]

Макс закипает.

– Не сию минуту, но на ближайшей остановке, – немного отступаю я. – Ты же будешь заезжать на заправку? Я выйду за кофе, а вы тем временем побеседуете тет-а-тет.

Не дожидаясь ответа, я возвращаюсь к машине и занимаю место на переднем пассажирском сиденье.

Макс слишком сильно хлопает дверцей. Злится?

Я поворачиваю голову и смотрю на него, как эмпат.

Ого! Ого-го! Злится – это слабо сказано!

Он в бешенстве.

– Милые бранятся? – ехидно интересуется с заднего сиденья Валентин.

Я угрюмо молчу.

Макс объявляет:

– Через десять минут сделаем остановку на заправке! – и рвет машину с места, как на гонках.

– Может, песенку какую-нибудь споем? – предлагает неугомонный Валек и сам же затягивает:

– Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь, ве-се-лей до-ро-га!..

Макс молча нажимает кнопку на панели автомагнитолы, и салон распирает могучее крещендо симфонического оркестра, сопровождающего виртуозный скрипичный запил Ванессы Мей. Музыка слишком громкая, но по накалу страстей вполне соответствует наэлектризованной атмосфере в машине.

Макс вцепился в руль и смотрит прямо перед собой, дергая щеками так энергично, как будто он тоже в оркестре и его игра желваками в темпе presto прописана в партитуре.

За окнами тянется желтушный лес, воздух пахнет прелью и грибами. Низкое влажное небо, в которое упирается полоса асфальта, похоже на гигантский серый гриб на черной ножке. Лаковые красные ягоды на кустах боярышника смахивают на жуткую кровавую росу.

Неподходящие декорации для истории со счастливым концом.

Я мрачнею. Ванесса Мей наяривает на скрипке, распиливая мне душу.

Прямо по курсу появляется автозаправка.

Я снова достаю телефон и, прикрываясь плечом, незаметно выбираю нужную функцию.

Не знаю, каков этот кофе на вкус, но он очень горячий. Я не могу его пить, только глубоко вдыхаю ароматный пар и грею пальцы о бумажный стакан.

Сквозь витринное стекло смотрю на «Рено», в котором сидят Макс и Валек. Они разговаривают – я вижу, что Макс обернулся назад, а Валентин слегка подался вперед. Я не слышу ни звука, но это меня нисколько не беспокоит.

В пластиковом кармане на передней дверце лежит мой мобильник, включенный в режиме диктофона, и мне лишь самую малость стыдно, что я бессовестно шпионю.

Интересно, если бы сейчас на меня посмотрел какой-нибудь другой эмпат, что бы он увидел?

Наверное, в этот момент я словно северное сияние – вся в разноцветных сполохах, ибо пребываю в растрепанных чувствах.

«Рено» нетерпеливо сигналит – это мне. Я выхожу из кафе-стекляшки, оставляю полный стакан на парапете и с невозмутимым видом сажусь в машину.

– Вкусный был кофе? – как ни в чем не бывало спрашивает Валентин.

– Очень, – отвечаю я и закрываю глаза, показывая, что хочу и буду спать.

Через некоторое время улучаю момент – мои спутники глазеют на обгоняющий нас кабриолет и комментируют водительское мастерство его владельца – и достаю из кармашка на дверце свой телефон. Выключаю его, опускаю в сумку, снова изображаю безмятежный послеобеденный сон, а потом по-настоящему засыпаю.

Меня аккуратно хлопают по щекам.

Я слышу сладкое мурлыканье:

– Проснись, красавица!

А потом сердитый голос:

– Сказано тебе, не лезь!

Я открываю глаза и вижу хмурого Макса, оттирающего в сторону ухмыляющегося Валентина.

– Приехали, – сухо информирует мой как-бы-милый и галантно подает мне руку.

Опираясь на нее, я выбираюсь из машины и делаю несколько неуверенных шагов по гравийной дорожке.

За время поездки я отсидела здоровую ногу, отчего моя походка в стиле одноногого капитана Джона Сильвера становится особенно эффектной. Вижу, что женщина в окне небольшого аккуратного домика засмотрелась на меня, приоткрыв напомаженный рот, и с вызовом говорю ей:

– Здрасте.

– Д-добрый день, – отвечает она и исчезает за шторой.

Шторы красивые, из плотного бежевого бархата. Складки такие ровные, словно их вырезали из песчаника. Стены домика сливочно-желтые, гладкие, над высоким крыльцом навесной козырек на изящных чугунных завитушках.

«Шикарный склеп!» – оптимистично резюмирует мой внутренний голос.

Я изучаю лакированную табличку у двери: «Санаторий «Золотые зори», бунгало 13».

Золотые – это хорошо, а тринадцать – плохо. Или я несуеверна?

Не помню.

Макс обходит меня на крыльце, заносит в дом мой чемодан и изнутри зовет:

– Дорогая, заходи, открыто!

Напомаженная особа в униформе кошмарного оранжево-розового цвета (правильно, золотые же зори) ждет у двери, с намеком потряхивая деревянной грушей с выжженным на ней роковым номером «13». К груше на манер металлических листиков прицеплены ключи – один желтый, другой серый.

– Теплое одеяло в шкафу, если понадобится утюг – скажите, а не то я могу погладить ваши вещи, если вам самой несподручно, – ласковой скороговоркой сообщает мне оранжево-розовая женщина.

Теперь она смотрит не на хромую ногу, а на руку, которую я по привычке держу на уровне груди.

Надо отвыкать, рука уже срослась и почти нормально работает.

– Обязательно, – неопределенно отвечаю я, заходя в комнату, которая станет моим домом на три недели.

Макс оплатил мое санаторное лечение. Даже не знаю, что я чувствую по этому поводу – признательность или досаду? Есть ощущение, что как-бы-милый тянет время, не желая начинать совместную жизнь со мной. С другой стороны, я рада этой отсрочке.