Джинния против! - [89]

– А я пятьсот! – поддержала джинния.

Хитрый эпилятор высунул нос из ее сумочки и что-то в тон прожужжал. Видимо, он целый гарантийный срок потерял. Хотя в битве не участвовал… наверное, решил взять выходной.

– Я понял, – сдержанно признал собакоорел и пристыженно опустил ушки.

Это было полноценным извинением у себялюбивого Симурха, и мы с Акисой почли себя удовлетворенными. Хотя в глубине души не поверили ему ни на грош!

– Я не вернусь больше в мир моих демонов и их прототипов. Но и общество людей закрыто для меня, я ведь все-таки умер. Мне будет лучше с джиннами в Белом Иреме, – встав и отряхнув колени, улыбнулся Лавкрафт. – Это была мечта моего детства, когда я зачитывался сказками «Тысячи и одной ночи» и называл себя Абдулом Альхазредом! Это имя более гармонично звучит здесь, в восточном Белом Иреме, чем звучало в моем Черном. Буду создавать новые миры в спокойной, душевной обстановке. А когда мне станет скучно сидеть и творить, отправлюсь путешествовать с моим другом Симурхом, ему давно нужна компания…

Птицепес вдруг взвился, встопорщив перья:

– Кто сказал, что мне одному одиноко? Дичь! Да я самодостаточен, как цикада!

– В смысле? Цикады не боятся одиночества? – заинтересовалась я.

– Платон писал, что им не нужны партнеры в секс… но это другое, к нам с Говардом не относится. Ладно, мне приятно, что ты это сказал, приятель. К тому же ты обещал мне помочь с издательством. И отредактировать мой труд про симурхов плюс остальные мои сочинения. Это немного, всего страниц семьсот-восемьсот.

Лавкрафт напрягся, но Симурх не заметил или сделал вид, что не заметил, ликующе цапнул его за ногу и подал лапу. Великий фантаст улыбнулся и примирительно пожал ее.

– Значит, все-таки это ты написал «Большую циклопедию», был тем самым безумным арабом? В смысле тем самым писателем, – спохватилась я, лучше не знать, как тебя за глаза называют. – Про тебя здесь ходят легенды…

– Да, это я, – смущенно покраснел он.

– Можно еще последний вопрос? Мне хотелось спросить и раньше, там в тронном зале, когда ты объявил, что не хочешь больше оставаться в Черном Иреме. Я думала, что для писателя величайшее счастье и несбыточная мечта уйти жить в мир своих героев, в мир, где его плоть и кровь! Твой мир прописан мастерски, и неудивительно, что не просто стал реальностью, как реально существует где-то во Вселенной любой из описанных гениями миров, но и начал меняться и устанавливать собственные правила. Например, кажется, туда стекаются все боги-пенсионеры.

– В этом-то все и дело. Это больше не мой мир, он стал слишком ужасен и не пригоден для комфортной жизни писателя, я его таким не создавал.

– А я думала, ты их любишь, этих своих монстров, это ведь твои персонажи, твои дети, какими бы мерзкими они ни были.

– Но это не значит, что я хочу делить с ними кров и стол, причем целую вечность, – снисходительно заметил отец жанра «ужасов». – Пусть эти дети живут собственной жизнью, и как можно дальше от меня. Милая, если ты всю жизнь создаешь чудовищ, после смерти хочется видеть в окружении что-то более спокойное и позитивное. Вы только поглядите, здесь настоящее солнце и голубое небо! Одна возможность видеть их снова каждый день стоит любого трона, даже из чистого золота, но стоящего в вечной ночи и тьме…

Я смутилась. Он снова был тем великим человеком, каким я его представляла, читая его биографию и его книги. И потом, эти двое друзей напомнили мне Короля и Шута из «Мэри Поппинс возвращается». Философ и бродяга Шут открыл Королю глаза на многие вещи. Но, главное, он помог ему заглянуть в себя и начать жить так, как хочется, наплевав на все условности, окружающие королей. Подарил свободу быть собой! Большое дело, не находите?

Мы распрощались с Лавкрафтом и Симурхом, оставив их на дороге к Белому Ирему. Миша с Сасыком, уверена, уже давно заждались нас…

– А он не умрет? – спросила я джиннию.

– Нет, Белый Ирем стоит обособленно от мира живых и мира мертвых.

– Может, мне тоже после смерти попробовать перебраться к вам? Не идеал, разумеется, но зато заранее знаешь, к чему готовиться…

Акиса покосилась на меня с подозрительным интересом. А эпилятор, гордо сидевший у нее на плече, как будто этот взгляд скопировал.

– Да ладно, шутка! Я знаю, что не мне решать, но помечтать-то можно. – Я шутливо толкнула ее плечом, за что получила заклинанием в живот. И минут пять плевалась вишневыми косточками, хотя потом она сама предложила мне по глоточку мартини…

Спустя несколько дней Яман-баба решился рассказать Акисе, что был женат, и это опять добавило в моем мнении о нем очков в его пользу. Джинния побушевала, но недолго, она отходчивая. Чародей заранее предупредил нас с Мишей, и мы просто дня три к ним не заходили. Правда, если бы он ей не сказал, она бы сама узнала, от джиннии ничего не скроешь… надолго, было бы только хуже. Так что в нем мог говорить и инстинкт самосохранения. Само собой, я просто надеюсь, что не только это, а еще и любовь и благородство, достойные моей самой лучшей подруги…

P.S.

Поздним вечером мы сидели с Мишей на скамейке во дворе уехавшего Мишиного сослуживца, оставив Акису с Яман-бабой наедине в квартире, нам и самим хотелось побыть вдвоем. Мы забыли обо всем на свете. Тихий закат, любимый город, романтика и самые светлые надежды…