Джинн и воины-дьяволы - [68]
— О да! — согласилась сестра Кристина. — Я тоже обожаю мороженое.
— Тут что-то не так… — Джон посмотрел на Нимрода. — Мне казалось, ты говорил, что Марко умер семьсот лет назад.
— Да, почти семьсот, — сказал Нимрод. — Он умер в тысяча триста двадцать четвертом году. Не так ли, синьор Поло?
— Да. А почему вы спрашиваете?
Джон-Финлей был явно встревожен.
— Погодите, — сказал Джон, обращаясь к Марко Поло. — Вы сказали, что сегодня замечательный день… ну, про воскрешение. Но раньше вы говорили, что очнулись от двухсотлетнего сна. Вы, наверно, перепутали, да? Вы ведь спали семьсот лет, а не двести.
— Нет, все правильно! — сказал Марко и взял еще одну шоколадку. — Я уже однажды воскресал из мертвых. Году примерно в тысяча восемьсот двадцатом. В этой самой комнате. Я тогда рассказал свою историю молодому священнику. Но в тот момент никакой угрозы вторжения воинов-дьяволов не было, так что я пробыл в этом мире совсем недолго — рассказал историю и вернулся в сундук.
— Про золотой слиток вы тоже рассказали? — спросил Нимрод. — Для чего он предназначен и как вы уронили его в канал?..
— О, разумеется.
— А у меня есть другой вопрос, — сказал Финлей. — Вот вы говорили, что это слиток власти и он требует от всех полного повиновения. Верно?
— Абсолютно верно. — Марко Поло сложил руки, словно приносил торжественную клятву. — Никто не может сопротивляться его власти, все подчиняются — пусть даже против своей воли. Такая в нем заключена сила. Сверхъестественная. Тот, кто его нашел или найдет, получит безраздельную власть над всем миром. Он превзойдет всех во всем, независимо от личных достоинств.
— А этот священник… — перебил старика Нимрод. — Вы помните его имя?
Марко Поло покачал головой.
— Нет. Но он был само очарование. Мы проговорили довольно долго.
— Как он выглядел? — спросил Нимрод.
Марко живо изобразил недоумение — как у всех итальянцев, у него была очень богатая мимика.
— Как выглядел? — переспросил он и пожал плечами. — Как священник.
— Не этот человек? — Сестра Кристина сняла с полки книгу и открыла ее на странице с портретом.
Марко уверенно кивнул:
— Думаю, это он.
Нимрод заглянул ему через плечо.
— Кардинал Даниеле Марроне, — прочитал он под портретом.
— Но когда мы познакомились, он не был кардиналом, — сказал Марко.
— Значит, старая легенда не врет, — проговорила сестра Кристина.
— Какая легенда?
Сестра Кристина замялась.
— Вы уж извините, — ответила она наконец и покачала головой. — Легенда недлинная, но здесь, в соборе, ее рассказывать не пристало. Я не могу говорить в этом месте о кардинале Марроне. — Она на мгновение задумалась, а потом предложила: — Встретимся через час в Академии. В зале двадцать три.
Галерея Академии оказалась на противоположном берегу Гранд-канала. Здесь хранится самое крупное собрание произведений венецианских скульпторов и живописцев. В зале номер 23 висели портреты усатых мужчин, сыгравших заметную роль в истории города. Были здесь несколько унылых венецианских герцогов, которых тут называют дожами; астроном Галилео Галилей; композиторы Вивальди и Монтеверди; печально известный вольнодумец и мемуарист Казанова; император Наполеон; поэт лорд Байрон и многие другие, о которых Филиппа и Джон с Финлеем никогда не слышали. Был здесь и портрет кардинала Даниеле Марроне, написанный в 1820 году. Именно перед этой картиной Нимрод с компанией и нашли поджидавшую их сестру Кристину.
— Вот как он выглядел.
Она указала на человека, облаченного в красные кардинальские одежды Римской католической церкви. Он стоял в библиотеке, на фоне дубовых полок и обшитых дубом стен, и читал фолиант, из которого свисала большая синяя шелковая закладка с золотым медальоном на конце. Статный, светловолосый, чуть лысоватый кардинал с ямочкой на подбородке.
— Это портрет кисти великого итальянского живописца Никколо Полло, — сказала она. — Прежде чем стать кардиналом, отец Марроне, а тогда он назывался еще отцом Марроне, был одним из моих предшественников — работал хранителем сокровищницы в соборе Святого Марка. Мне действительно было неловко вести искренний разговор о нем в стенах собора, для которого он так много сделал… но… Если уж совсем откровенно, он был не очень-то хорошим священником. Любил весело проводить время и не сильно утруждал себя духовными исканиями.
Отец Марроне был близким другом лорда Байрона, который считался человеком «безумным, вредным и опасным», — продолжала сестра Кристина. — Для священника подобное общение было особенно предосудительным. Они вместе пили, а потом с разбегу прыгали в Гранд-канал, чтобы проверить, кто быстрее его переплывет. Как и лорд Байрон, отец Марроне был отменным пловцом. Говорят, он мог задержать дыхание на целых четыре минуты, а еще он часто любил плавать по ночам. Всем было ясно, что продвижение по церковной службе у отца Марроне не заладилось. И все же в тысяча восемьсот шестнадцатом году он предпринял путешествие в Рим и вскоре после этого стал епископом. Почему — никто не понимал. И на этом он не остановился. Его очень быстро сделали архиепископом, а там и кардиналом. Поговаривали, он мог бы с легкостью сделаться и папой римским, но сам отказался, поскольку был слишком ленив. Кроме того, он стал настоящим богачом. За реставрацию собора Святого Марка, которая была предпринята в тысяча восемьсот двадцатом году, кардинал Марроне заплатил из собственного кармана. И снова никто не понимал, откуда на него вдруг свалилось все это богатство. В Венеции много тайн, и судьба кардинала — одна из них. Некоторые считали, что он обнаружил в соборе клад. Но все это домыслы, доказательств нет. — Она взглянула на Марко Поло. — Думаю, что раз, воскреснув в девятнадцатом веке, вы рассказали свою историю отцу Марроне, то он и нашел золотой слиток, который вы выронили.
