Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014 - [180]

– Конечно. У меня память, как у слона.

– А что, у слонов хорошая память?

– Особенно на обиды… Однажды после выступления в цирке обидели слона… Простите, я вас не задержу рассказом?

– Если можно, лучше в следующий раз, я, к сожалению, сегодня очень занят. Так что же насчет нашего общего знакомого?

– Я сказал, что смогу его опознать.

Рубинчика немного огорчила вежливая сдержанность собеседника.

– Давайте попытаемся, Марк Владимирович, еще раз восстановить подробный портрет вашего рижского знакомца.

– Он высокий. Так примерно метр девяносто. Светло-русые волосы, зачесанные на пробор… Серо-голубые глаза. Широкоплечий.

Сергей Николаевич, слушая, достал из пухлой коричневой папки какой-то отпечатанный на машинке листок и пробежал его глазами.

– Очень сильный, – продолжал Марк. – Он сказал, что тренируется ежедневно по системе «Атлас». Меня это, кстати, сразу же удивило… На скуле шрам…

«Малозаметный после пластической операции шрам ранения в автомобильной катастрофе», – прочел про себя Сергей Николаевич.

– На руке у него с тыльной стороны, – продолжал Марк, – между большим и указательным пальцем родинка.

– Родинка? – заинтересовался Сергей Николаевич.

– Он, кстати, сказал, что она у них фамильная, у отца была и у деда.

– Странно. Какого она цвета?

– Темно-коричневого.

– Вы могли бы его узнать в толпе?

– Сразу же.

– Хорошо, товарищ Рубинчик. Пока что у меня все… Прошу вас о нашем разговоре никому не говорить. Какие ваши ближайшие планы? В отпуск не собираетесь?

– Я его уже отгулял зимой.

– Тем лучше. Если вы нам понадобитесь, сообщим. Возражений нет? – Сергей Николаевич улыбнулся.

– Готов соответствовать, – напыжился Марк.

– До свидания!

Марк скис сразу же после того, как за ним закрылась дверь комитета. Возможно, сказалось нервное напряжение утра: первая операция, серьезный разговор в серьезном доме, перепады в настроении от зажатости к раскованности.

Он так до конца и не понял, кем был тот странный и страшный парень. Неужели шпион, диверсант? Тогда почему он его не убил?

Он мог бы пойти пообедать в «Арагви» – там и в июле всегда прохладно: подвал с мраморными стенами.

В «Арагви» шашлыки на ребрышках, цыплята табака, нежное сациви из кур или индейки в ореховом соусе, тонкий, лимонного цвета подогретый сыр сулгуни, розовая фасоль – лоби и множество восточных трав соусов, специй.

Он мог бы пойти обедать в кафе «Националь» стоило ему только показаться в дверях, и знакомый официант уже заказал бы для него отменную вырезку, поджарил бы из тонких ломтей хлеба тостики, а потом принес пахучий кофе с плотной светло-коричневой корочкой пенки.

Но он пошел обедать в «Берлин» – и не из-за карпов, плавающих до срока в бассейне, – укажи официанту любого, и он – твой, – не из-за зеркальных стен и зеркального потолка…

Он как-то был здесь с Тоней в шесть вечера. Это «ничейное» время, затишье перед вечерним приемом гостей. Тогда здесь было пусто, тихо.

Тоня отражалась во всех зеркалах, рядом в бассейне плескались карпы, официант дремал в углу. Даже длинный, просиженный, неудобный диван старомодно огороженной кабинки показался ему тогда воплощением уюта.

На этот раз в ресторане было много народу.

Едва он сел, как за его спиной послышался чей-то знакомый голос:

– «Ах, оставьте ненужные споры»… В горы нужно идти, в горы. Только там, на большой высоте…

Он сразу узнал, кому принадлежит эта фраза, и поэтому обернулся.

– Привет Рубинчику! – крикнул ему Вася.

– Привет Снежному Человеку. Здравствуйте, Инга.

Инга приветливо поздоровалась с ним.

– Вы одни? – спросила она.

– Как видите.

– Отставка? – с искренним сочувствием спросила Инга.

– Пока, слава богу, нет.

– Садись с нами, Марк! – пригласил его Вася. – Мы празднуем отпуск юного друга – гардемарина.

– Спасибо! Вы ведь уже пьете кофе.

– А может, все вместе махнем в Серебряный бор? – предложила Инга.

– Спасибо, я сегодня занят.

Она с сожалением развела руками и тут же «отключилась».

К нему подошел официант.

– К вам можно посадить человека?

– Пожалуйста.

– Что будем заказывать?

– Двести грамм «Юбилейной», натуральную селедочку, грибы есть?

– Маринованные.

– Не нужно…

– Огурцы, помидоры? – предложил официант.

– Натуральные.

– Заливную осетринку?

– Вареную с хреном. И карпа в сметане.

– Целого?

– Если он небольшой… И бутылку холодного боржоми…

Официант поправил на столе бокал, рюмочку, передвинул с места на место прибор, помахал белоснежной салфеткой по крахмальной скатерти и удалился.

Высокий плечистый человек с бритым черепом, в безукоризненно сшитом серо-голубом «тропикале» подошел к столу и в полупоклоне, наклонив вперед голову, по-немецки спросил:

– Не побеспокою?

– Пожалуйста, – сказал он.

Бритоголовый сел, положил ногу на ногу и на чудовищном русском языке непринужденно сделал заказ – коньяк, лимон, кофе.

После этого он с приветливым любопытством посмотрел на своего соседа. Сосед, видимо, пришелся ему по душе: молодой сероглазый парень с медицинским значком на лацкане пиджака.

– О, доктор?! – уважительно сказал бритоголовый.

– Да.

– Вундербар! – воскликнул бритоголовый. – А куда пропал кельнер?

Официант принес водку и коньяк, наполнил рюмки.

– Мир-дружба, – осклабился бритоголовый.