Джимми Хиггинс - [96]

Джимми был в полном смятении. Все это было так ново для него и странно, а посоветоваться не с кем! Дома, в Лисвилле, если перед ним, как перед социалистом, возникла бы какая-нибудь проблема, он пошел бы к Мейснеру, Станкевичу или к своему партийному руководителю—товарищу Геррити или к товарищу Мейбл Смит, председателю литературной комиссии. А здесь, среди военных, Джимми не знал ни одного человека, мало-мальски знакомого с радикальными идеями; все смотрели на большевиков, как на бешеных собак, предателей, преступников, сумасшедших — какими только словами их не обзывали! Большевики изменили союзникам; они-де объединились с Германией, чтобы уничтожить демократию; потому-то американцы и прибыли сюда — преподать им урок законности и порядка. Американцы считали себя авангардом громадной экспедиции, которая дойдет до Петрограда и Москвы и уничтожит все следы большевизма на земле. А Джимми Хиггинс — он должен им в этом помогать! Джимми Хиггинс, скованный по рукам и ногам, с кляпом во рту, привязанный к колеснице милитаризма, должен принять участие в уничтожении первого в мире пролетарского государства!

Чем больше Джимми думал об этом, тем сильнее разгорались в нем гнев и чувство личной обиды — ну и подлый же трюк сыграли с ним! Он согласился поверить их пропаганде, наглотался их патриотизма, бросил все, чтобы поехать бороться за демократию. Он воевал за Америку, рискуя жизнью, пролил за нее свою кровь, пережил такие страшные муки! А они преподносят ему теперь сюрприз — воюй, мол, против рабочих, как какой-нибудь американский полисмен! Хороша демократия! Высаживаются как интервенты и гордятся тем, что намерены победить русских революционеров!

А Джимми Хиггинс, подчиняясь законам военного времени, обязан повиноваться и держать язык за зубами! Джимми вспомнил всех своих американских друзей, которые выступали как враги милитаризма: товарищей Мэри Аллен, Мейбл Смит, Эвелин Бэскервилл и товарища Геррити. Он не посчитался с их советами: если бы они сейчас увидели, что он делает, с каким презрением оттолкнули бы они его! При одной мысли об этом Джимми сжался от стыда, и ему не стало легче, даже когда кто-то из его подчиненных разъяснил ему подоплеку происходящих событий: чтобы вынудить англичан поставить свои войска под контроль французского главнокомандующего и таким образом спасти Францию, американцы тоже подчинили свои войска французу. И что же получилось? В результате их прислали сюда и заставляют воевать против революционного правительства, отказавшегося платить царский долг Франции и этим обидевшего хозяйственный народ, который всегда знал цену деньгам!

V

Джимми встретил одного человека, настолько похожего на Дерора Рабина, что едва не принял его за своего друга портного. Высокий черноусый крестьянин привез дрова в мастерскую; с ним был помощник — молодой парень, еврей, с острым лицом и живыми черными глазами. У него были впалые щеки, словно от многолетнего недоедания, и он все время надсадно кашлял. Ноги и руки его были обмотаны тряпками — видимо, вместо сапог и рукавиц. Но он казался бодрым. Бросив охапку дров на пол, он кивнул и сказал:

— Здорово!

— Здорово! — ответил Джимми.

— Я говорю по-английски,— сказал парень.

Джимми не удивился — его больше удивляло обратное: когда люди не говорили по-английски. Он улыбнулся и сказал:

— Вот как!

— Я был в Америке,— объяснил гость,— я там работал в одном страшном месте — на Грэнд-стрит.

Было ясно, что ему приятнее болтать, чем таскать дрова. Он постоял немного молча, потом спросил:

— А вы где работали в Америке?

Но тут крестьянин что-то проворчал ему по-русски, и парень снова принялся за работу. Уходя, он сказал:

— Мы с вами еще побеседуем об Америке — Джимми дружелюбно согласился.

Часа через два, окончив работу, Джимми вышел из мастерской и снова увидел этого еврея, который ждал его в темноте.

— Я иногда скучаю по Америке,— признался он и пошел рядом с Джимми по улице, похлопывая худыми руками, чтобы согреться.

— Зачем же вы сюда вернулись? — спросил Джимми.

— Я читал про революцию. Думал, а вдруг разбогатею.

— Фью! — присвистнул Джимми и ухмыльнулся.— Ну и что, разбогатели?

— Вы были в Америке членом профсоюза? — вместо ответа спросил его спутник.

— А как же!

— Какого?

— Механиков.

— Вы, может, бастовали?

— Еще бы!

— А вас колотили когда-нибудь?

— Еще как!

— А штрейкбрехером вы никогда не были?

— Ну нет!

— Вы, как у вас там говорят, классово-сознательный?

— Конечно, ведь я социалист!

Парень повернулся к нему и голосом, дрогнувшим от волнения, спросил:

— И у вас есть красный билет?

— Будьте уверены,— ответил Джимми,— вот здесь в кармане.

— Господи,— воскликнул парень,— товарищ! — И он протянул Джимми руки, обмотанные старой мешковиной.— Товарищ! — повторил он по-русски.

И, стоя в морозной мгле, оба почувствовали, как сердца их наполняются теплом. Здесь, почти у самого полярного круга, в этой лесной глуши, среди льдов, даже здесь дух международного братства творил чудеса!

Все еще дрожа от волнения, еврей дернул Джимми за рукав:

— Но если вы социалист, то почему же вы воюете с русскими рабочими?

— Я не воюю!

— А носите военную форму!