Джими Хендрикс - [6]

Это случилось за год до окончания школы. У меня было около двадцати предложений от разных университетских спортивных обществ, но по некоторым соображениям, и к огромному неудовольствию моёй тёти, выраженному в очень резких словах в мой адрес, я решил «отправить гореть их в аду вместе с университетом».

Передо мной замаячил призрак службы в армии, к чему я был совершенно не расположен — бесконечные тревоги, ползание на животе и спаньё в грязи. Спасибо, но это не для меня.

Оставалось наняться добровольцем и я записался в Американские ВВС. Так я попал в Северную Африку, Европу и Японию. Я так увлёкся этой страной, что выучил японский. И когда попал в самую глубь Японии, с лёгкостью общался с простым населением этой удивительной страны.

Демобилизация застала меня в Калифорнии, я сидел и представлял себе, что мне делать дальше.

Я пел в одной группе, мы участвовали в съёмках низко–бюджетного фильма, если мне не изменяет память, назывался он Pop Girl. Конечно, он никуда не номинировался, но съёмки проходили весело. Работая в группе, у меня была крыша над головой и еда на столе, бобы по 16 центов за фунт. Это длилось неделями. Эти бобы до сих пор мне снятся.

В те годы шикарно не жили. Полиция Лос—Анжелеса была достаточно строга, прогулка по улице после 10–ти вечера была гарантией, что тебя заберут. И при этом тебе не нужно было прикладывать усилие, просто быть там и быть чёрным. Вот они на своей машине, вот они заметили двух чёрных парней и, бац, они уже здесь, едут по тротуару прямо на тебя. Их набирали, в основном, из Южных Штатов и они не церемонились с чёрнокожими. Мне они очень напоминали отряды СС.

Это приводило меня в уныние, будто со всех сторон на тебя смотрят плакаты «В Калифорнии у тебя нет будущего». И я, рассовав по карманам остатки денег после покупки билета на грейхаунд, отправился в Нью–Йорк. Описать поезду на автобусе в 3 тысячи миль нет возможности, я до сих пор не понимаю, как я её осилил.

Было самое начало 1963, когда я добрался до города, устроившись в YMCA (христианском центре) вместе со своей повидавшей виды гитарой и ещё теплящейся где–то в глубине моего сердца надеждой. Плата за ночлег была мизерная, что спасло меня от ночей в Центральном парке, но со временем, когда деньги покинули мои карманы, я всё же, стал жителем парка.

Я начал кружить по клубам и другим местам, где мог бы встретить подходящих музыкантов для своей группы. Так я встретил одного, затем другого, с кем бы я мог сыграться. Встретив агента, мне удалось заинтересовать его своим проектом и убедить его в жизнеспособности моей группы.

Я окунулся в музыкальные эксперименты и, замешивая индийскую музыку на блюзах, а религиозную скрещивая с рок–музыкой, пытался найти свежее звучание. Народу нравилось, что мы делали, и группа быстро приобрела популярность не только в городе, но и в штате. Работы хватало.

Где–то в это время один приятель сказал мне, что Эд Чалпин ищет певцов. Я наудачу отправился к нему на студию, спел ему пару своих песен, он спросил, не хочу ли я записать их, и подписали контракт.

В эти дни у него появилась своя собственная студия с современным 10–ти канальным магнитофоном, в доме 1650 по Бродвею, на углу 51–й улицы и Бродвея. Это здание все звали «Домом музыки», потому что в нём было несметное количество всякого рода записывающих компаний и музыкальных издательств, распихивающих друг друга локтями.

И вдруг, как если бы всеми моими действиями и помыслами руководила неизвестная мне сила, предопределив моё будущее, со мной произошло следующее…

Глава 3. Большое яблоко

И случилось это в 1964 году. Джими также как и я нарисовался в Нью–Йорке, в этом Большом Яблоке, с гниловатой сердцевиной, но очень обаятельном. Как и у меня его денег не хватило бы и на три дня, и чтобы снять номер в самом дешёвом отеле ему пришлось заложить единственную свою вещь, свою первую любовь, свою гитару.

Этот самый дешёвый отель, ныне снесённый и заменённый многоэтажным паркингом, находился на углу 47–й улицы и Таймс—Сквер. Этот отель был выбран Судьбой нам встретиться.

В отеле была звукозаписывающая студия, на том же этаже, где лобби, и однажды ноги мои привели меня туда. Стоя на эскалаторе, я вдруг услышал самые прекраснейшие звуки, когда–либо слышанные мною, звуки гитары Джими Хендрикса.

Меня не покидало чувство, что я уже когда–то был там и слышал эти звуки. И это верно так же, как если бы вся моя прошлая жизнь сфокусировалась в тот момент. Я подошёл к нему, привет, как дела, чем занимаешься?

— Играю на гитаре, — услышал я, — но у меня её нет. Плохи дела. Сначала заложил её, потом пришлось продать, чтобы как–то жить и заплатить за квартиру, хотя я уже снова должен уйму денег.

Для тех, кто не знаком с неразборчивыми владельцами нью–йоркских отелей, расскажу, о том, что они называют «блокировкой». Они применяют её к вашей входной двери в том случае, если вы задолжали с оплатой. Это просто часть ключа, которую они вставляют в замочную скважину, чтобы открыть, нужна другая половинка ключа, но вопрос в том, у кого она. В девяти из десяти случаев это игра в кошки–мышки с законом. По закону никто не имеет права ставить такую «блокировку» пока вы внутри, но коридорный, подлый проныра, прячущийся в закоулках коридора, в ожидании того момента как вы выйдите из комнаты, тут же бросается, как ястреб, к вашей замочной скважине, чтобы её заблокировать. И если у вас остались там вещи, вы спускаетесь к портье и слышите в ответ на ваше недовольство ультиматум: плати или забудь про свои шмотки.