Джейн Эйр - [179]

– Распорядитесь, чтобы ее немедленно запрягли, и если ваш кучер успеет отвезти меня в Ферндин до сумерек, я заплачу ему и вам вдвое больше, чем вы обычно берете за такую поездку.

Глава 37

Господский дом в Ферндине был старинной постройки, не очень большим, без архитектурных ухищрений. Стоял он в глубине леса. Я знала про эту усадьбу. Мистер Рочестер часто ее упоминал, а иногда ездил туда. Купил усадьбу его отец, главным образом из-за прилегавших к ней охотничьих угодий. Дом он с удовольствием сдал бы в аренду, но никто не пожелал его снять из-за того, что места вокруг были глухие и нездоровые. Так Ферндин и стоял необитаемый и необмеблированный, если не считать двух-трех комнат, чтобы в охотничий сезон владельцу было где переночевать.

Вот к этому дому я и подошла, когда наступал вечер, помеченный хмурым небом, холодным ветром, моросящим дождем. Последнюю милю я прошла пешком, отпустив кучера с коляской и вручив ему обещанную двойную плату. Даже на очень близком расстоянии дом оставался невидимым, так тесно его обступили темные деревья угрюмого леса. Чугунные ворота между гранитными столбами подсказали мне, куда идти. Миновав их, я сразу оказалась в глубоком сумраке под сплетающимися ветвями. Среди обомшелых стволов под сплетенными арками ветвями извивалась дорога. Я пошла по ней, ожидая вот-вот увидеть дом, но она убегала все дальше, дальше, и нигде никаких признаков обитаемого дома или ухоженного сада.

Я испугалась, что свернула не туда и заблудилась. Вокруг меня теперь смыкались не только лесные сумерки, но еще и вечерние. Я огляделась, не ответвляется ли другая дорога? Но нет! Кругом ничего, кроме густых кустов, колоннады стволов, пышной летней листвы, – нигде ни единого просвета.

Я пошла дальше. Наконец деревья впереди поредели, я увидела жердяную изгородь, а затем и дом, в полумраке почти не отличимый от деревьев, такими влажными и позеленелыми были его обветшалые стены. Войдя через калитку, запертую только на щеколду, я остановилась в огороженном пространстве, окруженном полукольцом леса. Ни клумб, ни грядок – только лужайка, по краю которой вдоль угрюмой стены леса тянулась усыпанная гравием дорожка. Фасад дома завершали две выступающие мансарды; окна были узкие с частым переплетом. Входная дверь тоже была узкой и лишь на одну ступеньку выше земли. Да, хозяин «Герба Рочестеров» был прав: «совсем глухое место». И тишина – будто в церкви в будний день. Только слышно было, как капли дождя шуршат в лесной листве.

«Неужели тут кто-то живет?» – спросила я себя.

Но кто-то тут жил. Потому что до меня донесся скрип и узкая дверь начала отворяться: кто-то намеревался выйти из дома.

Очень медленно дверь открылась, в сумрак вступила неясная фигура и остановилась на ступеньке. Мужчина без шляпы. Он протянул ладонь, словно проверяя, идет ли дождь. Я узнала его и в полумраке. Это был мой патрон, Эдвард Фэрфакс Рочестер, и никто другой.

Я замерла на месте, затаила дыхание, устремила на него взгляд, чтобы рассмотреть его, оставаясь незамеченной и для него, увы, невидимой. Встреча была внезапной, и восторг обуздывался болью. Мне не составило труда удержаться от восклицания, не броситься к нему сразу же.

Фигура его выглядела такой же мощной и прямой, как прежде. Плечи не горбились, волосы сохранили свой цвет воронового крыла. Не осунулось и его лицо, не запали щеки. Никакие страдания не могли за год истощить его атлетические силы, изменить гордую осанку. Но выражение его лица стало иным, полным угрюмого отчаяния, точно у дикой птицы в клетке или у вольного могучего зверя за железной решеткой, опасного для всякого, кто посмеет потревожить его безысходную тоску. Да, плененный орел, чьи темно-золотые глаза жестокая рука ослепила навсегда, мог бы выглядеть, как этот незрячий Самсон.

Читатель, не думаешь ли ты, что меня испугала его слепая свирепость? Если так, то ты плохо меня знаешь. К моей печали примешалась сладкая надежда, что скоро я осмелюсь запечатлеть поцелуй на этом гранитном лбу, на этих столь сурово сомкнутых губах. Но не сейчас. Пока еще я не подойду к нему.

Он сошел с единственной ступеньки и, осторожно переставляя ноги, медленно побрел в сторону лужайки. Куда исчезла его былая гордая и быстрая походка? Потом он остановился, словно не зная, в какую сторону повернуть. Он откинул голову, раскрыл веки и с усилием, незряче уставился на небосвод, потом повернулся в сторону темного полукруга деревьев. Но, увы, я понимала, что для него повсюду был лишь нагромождаемый мрак. Он протянул правую руку (левая, лишенная кисти, была спрятана за бортом сюртука). Казалось, он пытается на ощупь узнать, что находится перед ним, но его пальцы встретили лишь пустоту – до ближайших деревьев оставался еще десяток шагов. Отказавшись от этой попытки, он скрестил руки на груди и продолжал молча и неподвижно стоять под дождем, который, усилившись, хлестал по его непокрытой голове. Тут откуда-то к нему приблизился Джон.

– Вы не обопретесь на мою руку, сэр? – спросил он. – Дождь-то всерьез зарядил. Может, лучше в дом вернетесь?

– Оставь меня в покое, – был ответ.