Джеймс Миранда Барри - [2]

– Побегай немножко, дорогая.

Я потеряла армию, лошадь, оружие. Но я ушла от французов. В моих фантазиях так бывает всегда. Я вижу Любимую – она уменьшается, и смеется, смеется. И вдруг я спотыкаюсь о могилу.

Большая насыпь земли чуть шевелится с краю. Это – маленькая могилка, пока что не украшенная цветами и табличкой. Но она шевелится. Я сижу тихо – сейчас я увижу воскресение из мертвых. Мой зад постепенно становится влажным от земли. Земляной саркофаг треснул – в верхней части насыпи видна большая щель, как будто Судный день уже объявлен и дух ускользнул из могилы. Я с суеверным страхом заглядываю в щель, но вижу только мох, землю и обломки камней. Я сижу неподвижно, глядя на сверкающий влажный океан травы и на трепещущий холмик. Это – могила ребенка. Он был даже младше меня. Он, верно, никогда не знал своей Любимой. Может быть, это была девочка, и теперь она возвращается, пытаясь высвободиться из-под придавившей ее земли. Я наклоняюсь вперед, чтобы помочь ей. Это ошибка. Я мельком вижу ее розовый нос и когти. Скорей. Скорей. Она зарывается обратно в могилку, шурша влажной рассыпающейся землей. Я чуть не плачу от досады. Пусть мой дракон ее откопает. Пусть Любимая найдет мне младенца. Я оглядываюсь в поисках подкрепления. Мне нужна помощь.

Дракон пригасил свой огонь. Они оба упали на землю, словно две раскрашенные опрокинутые колонны. Он хочет сожрать мою Любимую. Его усы закрывают нежный овал ее лица, одна гигантская лапа придерживает ее затылок, разрушая великолепное сооружение из лент и локонов, другая лапа обхватила ее талию. Нет, лапа поднимается, медленно подкрадываясь к ее груди. Мощная спина выгибается над ней, она же беспомощно раскинулась на траве. Раздавлена. Белый шелк погребен под серым и красным. Я люблю ее. Он ее убивает.

Я издаю пронзительный вопль.

Дракон отпускает ее. Слегка. Но она не торопится ко мне. Она хочет, чтобы он сожрал ее. Поглотил. У нее отнялись ноги. Я увеличиваю громкость и пронзительность крика.

Наконец моя Любимая приближается ко мне по зеленому лугу. Копыта Любимой сотрясают землю, грива развевается, розовые и голубые флаги летят по ветру, глаза вспыхивают при виде крошечной могилки.

– Ах, родная, это просто крот. Он напугал тебя?

Да, напугал. Не подходи близко к дракону. Он съест тебя, если ты его подпустишь. Я смотрю недоверчиво, глаза наполняются слезами. Но Любимая не окровавлена. На ней не видно ран и укусов. Она избежала драконьих когтей. Я вижу, как он пыхает дымом на горизонте. Если он подберется ближе, я стащу все его золото. Да, все его золото.

Но пока мы бежим к нему, страх улетучивается. Рассеивается. Все так, как я хочу. Любимая держит меня за руку. Мы – воины. Она – мой боевой товарищ. Моя возлюбленная. Я отдам ей все золото дракона. И мы будем жить вечно, одни в пещере, где-то за безбрежной синевой.

– Наша крошка умеет выбрать момент, – замечает генерал.

Внезапно мне хочется рассказать ему все. Теперь, когда Любимая снова принадлежит мне безраздельно.

– Мертвые дети, – я указываю пальцем в сторону могилки.

– Я пока вроде тебя не убил. – Усы подрагивают. – Напротив, ради твоей матери я готов дать тебе все, что ты попросишь. Проси, дитя.

Я смотрю на него не отрываясь. Я понимаю. Дракон – древний, кожистый, все повидавший волшебник. Он даст мне загадать три желанья – чтобы испытать мою родовитость, честь и храбрость.

Любимая говорит. Она обращается не ко мне:

– Я никогда не забывала тебя. Я дала ей твое имя.

– В ней могло быть больше моего, чем одно только имя, женщина. Да и можешь ли ты поклясться, что она – не мой ребенок?

В одном я уверена. Я не принадлежу дракону. Но он впивается своими огромными волосатыми пальцами в руку моей Любимой. Меня слишком занимают его кольца, сверкающие на солнце, чтобы снова закричать. Но когда его пальцы разжимаются, я вижу на ее коже следы – голубые, потом красные.

Любимая кусает губы. Я зарываюсь лицом в ее юбки и торжествую, трогая золотую цепь на шее. Мир вокруг нас дрожит от весеннего света. Я радуюсь, потому что уверена: они ссорятся из-за меня.

* * *

Я смотрю, как огонь отбрасывает блики на плитки пола. Плитки из белого и черного мрамора, каждая в форме огромного многогранника – словно алмазы. Я пытаюсь уместить обе ладони в один алмаз – они легко умещаются. Я скачу, как кролик, с одной плитки на другую, стараясь не попадать руками на черные. Если я дотронусь до черного алмаза, даже совсем слегка, со мной случится что-то ужасное. Большой палец случайно скользнул по запретной черте. Игра моя немедленно заканчивается. Я приземлилась на мягкий, теплый покров – красный, оранжевый, золотой. Передо мной – преграда. Четыре изогнутые, украшенные ножки, черные с золотом. Я прячусь за диваном и смотрю сквозь два почти соприкасающихся потока шелка, геометрические, как плитки пола, и такие же двухцветные: черный и белый. Колени двух леди соприкасаются. Одна из них уронила перчатку. Я затаилась между ними невидимкой: соглядатай, шпион.

– …Ужасный скандал. Ну, насколько это возможно в наши дни. Я слышала, она и года не проносила траур. Впрочем, мне безразлично, что она творит. Муж в любом случае не оставил ей ни пенни. По майорату все досталось кузенам. А ей ведь подавай самый лучший шелк. Или уж вовсе не носить черное. Но по всей видимости…