Джентльмен с Медвежьей речки - [86]

— А как же, — усмехнулся я, наливая в стакан. — Он пробовал хапнуть у меня Капитана Кидда еще в мою бытность теленком. Пришлось помочалить его как следует, прежде чем парень внял голосу разума.

— Из всех, кого я видел, — говорит бармен, — этот — единственный, кто не уступит тебе в размерах. Хотя у него не такая широкая грудь и руки будут чуть покороче. Давай-ка я за ним схожу: вы поболтаете друг с другом, припомните добрые старые времена, а может, и…

— Не болтай ерунды, — проворчал я. — Грязный койот, которого ты мне навяливаешь в компанию, годится разве что для доброй порции тумаков.

От таких слов бармен, похоже, порядком струхнул. Он снова отгородился от меня стойкой и принялся старательно начищать рукавом пивные кружки, пока я с мрачным достоинством на лице и рваниной на теле поглощал свой завтрак. Мне все-таки пришлось оторваться от еды и попросить задать корма Капитану Кидду. Не менее трех слуг со всех ног кинулись исполнять поручение. Не решаясь подвести к кормушке самого Капитана, они, засыпав побольше овса, додумались поднести ее к морде коня — вот почему копытом в брюхо досталось лишь одному. Когда моего коня берутся обихаживать люди мелкие, у них все получается на удивление нескладно.

Пока я кончал с завтраком, эти работнички вкапывали поглубже столбы новой коновязи и перетаскивали к ней кормушку, а когда закончили, я отвел к ней уже порядком изголодавшегося Капитана. Потом вернулся к бармену и говорю:

— Знаешь, у меня нет с собой денег, чтобы заплатить за себя и за Капитана Кидда, но сегодня вечером, в крайности ближе к полуночи, я загляну в Бизоний Хвост, раздобуду там деньжат и перешлю тебе. Сейчас я вконец разбит, но быть разбитым подолгу не в моих правилах.

— Хорошо, — говорит он, а сам глаз не сводит с моего опаленного черепа и эдак сокрушенно покачивает головой. — Если бы ты только знал, Брекенридж, до чего престранно ты выглядишь со своим лысым кумполом и…

— Заткнись! — рявкнул я. Мы, Элкинсы, очень болезненно переносим недостатки во внешности. — Это неудобство временное, и с ним придется смириться. Сделай одолжение — чтобы я об этом больше не слышал. А если какой-нибудь вонючий хорек вроде тебя рискнет проехаться насчет моих ожогов, я пущу ему пулю в лоб, чтобы впредь он учился держать язык за зубами. Запомнил?

Я намотал на голову остатки рубашки, взобрался на Капитана Кидда и отправился домой.

На Медвежью речку прибыл где-то около полудня. Вся семья сбежалась ко мне, и каждому нашлась работа: кто выковыривал дробины из-под шкуры, кто смазывал ожоги, а братец Бакнер с помощью испытанного средства — сапожной дратвы — приладил на место ухо. Прочие исполняли всякую мелкую работу.

Мамаша заставила всех братьев поделиться одеждой и, подгоняя под меня, немного наставила рукава и штанины.

— Хотя вряд ли тебе ее хватит надолго, — посетовала она. — Никто на Медвежьей речке не относится к своей одежде с такой небрежностью, как ты, сынок. Если ее не сожгут прямо на тебе, так наверняка изрежут ножом, в крайнем случае — изрешетят дробью.

— Мальчики — всегда мальчики, мамочка, — успокоил ее папаша. — Просто наш Брекенридж полон жизни, кровь его играет, а душа то и дело взбрыкивает. Или я не прав, сынок?

— Суд по хриплому дыханию, — подала голос сестрица Элеонора, — душа в нем, кажется, добрыкалась.

— Как раз сейчас меня одолела тоска и напрасные сожаления, — мрачно ответил я. — Культура и образование на Медвежьей речке приказали долго жить, а вместе с ними и моя вера в людей. У себя на груди я пригрел змею с британским выговором, которая меня же и ужалила. Все, хватит! Я по горло сыт плодами просвещения и сердечной тоской! Пусть Медвежья речка возвращается к невежеству и кукурузной водке, мне же остается одно: зализывать саднящие раны безответной любви!

— Что ты намерен делать? — сдвинув брови, спросил папаша, на которого моя речь произвела впечатление.

— Поеду в Бизоний Хвост. Не оставаться же дома, чтобы Глория Макгроу всякий раз доводила меня до помешательства своими насмешками. Удивительно, что она до сих пор не заглянула поиздеваться надо мной.

— У тебя же нет денег.

— Не беда, — говорю, — заработаю. Неважно как, но деньги достану. Уеду немедленно. Не хочу ждать, пока Глория навалится на меня со своим сарказмом.

И как только смыл с себя копоть, так сразу и отправился в Бизоний Хвост, одолжив у Гарфильда стетсоновскую шляпу. А чтобы, мой лысый кумпол не пугал людей, нахлобучил ее на голову поглубже.

Закат застал меня в нескольких милях от таверны, где я завтракал, и не успел еще погаснуть последний луч, как меня окликнул какой-то субъект весьма необычной наружности.

Это был долговязый, неуклюжий парень ростом с меня, но весом не более ста фунтов. Руки высовывались из рукавов фута на три, из воротника торчала журавлиная шея с огромным кадыком, а над головой вместо нормальной стетсоновской шляпы возвышалась черная труба. На плечах незнакомца висело длиннополое пальто, штанины болтались пониже башмаков, но что меня сразило, так это его посадка: стремена были так коротки, что он, раскачиваясь, сидел в седле буквой N — колени едва не задевали плеч! Вообще, более странной личности я в жизни не встречал. Заметив его, Капитан Кидд издал презрительное фырканье и пожелал лягнуть престарелого гнедого в брюхо, однако я не позволил.