Джентльмен - [4]

– Он снимался в начале этого года. Ездил в Швейцарию по линии «Балкантуриста», – пояснила Верджиния.

Бурский спрятал фотографии в карман, снова пообещав вернуть их, и попрощался. Уже у выхода Шатев сказал хозяйке, которая нежно поглаживала свою кошечку:

Простите, еще вопрос. Вы сказали, что ваш супруг настойчиво предлагал вам взглянуть на путевку, даже ознакомиться с ее содержанием. Как вы объясните такую настойчивость? Может быть, вы выразили какое-то сомнение?

– Никакого такого сомнения я не выражала. Но, повторяю, несколько удивилась. Мне подумалось: уж не захотел ли мой муж куда-то отлучиться по делам и для отвода глаз подсовывает мне эту путевку?

– Мысль интересная, – согласился Шатев. – А может быть, измена?.. Это могло бы дать направление розыску.

– Еще чего! – Женщина бросила на него дерзкий взгляд, предельно дерзкий и откровенный. – Он старше меня на двадцать пять годков!

– Значит, измена исключена? – спросил Бурский.

– Значит, исключена! – отрезала Кандиларова.

– Счастливая вы женщина, – сказал, уже уходя. Шатев.

– Не я счастливая, а он счастливчик, – надменно усмехнулась Верджиния. – И глядите разыщите мне его!

В машине после некоторого молчания Шатев заметил:

– По-моему, Кандиларова выложила все. Но вот испуганной она мне не показалась. Даже встревоженной. И держалась с нами браво.

– Отчего же с нами? Только с тобой. Отдала должное молодецкой удали.

– Не скажи! Она явно тяготеет к более солидным мужчинам.

– Давай пока оставим в стороне любовные склонности мадам Кандиларовой, – предложил Бурский. – Для начала неплохо бы разрешить противоречие: был (согласно открытке) – не был (судя по устному рапорту старшего лейтенанта).

– Начнем диспут или сразу подбросим монетку? Если орел, то…

Орел или решка, а не отвертеться нам от посещения шахтерского санатория. Не нравится мне эта открыточка. Да и полковнику придется докладывать обстоятельно.

В Управлении Шатев взял служебную машину и с открыткой в кармане поехал на курорт «Милина вода». Езды туда было больше часа, и возвратиться он рассчитывал после обеда, никак не раньше.

Бурский же отправился в райсовет, где работал Кандиларов. Как водится, поначалу обратился в отдел кадров. Начальник отдела пребывал в полном неведении – никакого заявления о продлении отпуска от работника, интересующего товарища майора, не поступало. По всем правилам следовало бы уже вынести административное взыскание за прогул, но начальство не упустило возможность, конечно же, высказаться по поводу бездушного отношения к кадрам и обязало уведомить милицию…

Внимательно ознакомившись с личным делом, Бурский ничего полезного для себя не нашел. Кроме обычных анкетных данных здесь были выдержки из приказов о благодарностях и денежных премиях, небольших, но выписываемых регулярно, два-три раза в год. По всем статьям выходило, что Петко Кандиларов хороший, даже отличный служащий райсовета. Тем поразительней было неприязненное к нему отношение заведующего отделом кадров, человека не первой молодости, седого, с изможденным лицом. Кадровик старой школы. Своей враждебности он и не скрывал, а на вопрос Бурского по этому поводу ответил откровенно:

– Видите ли, ни в чем конкретном упрекнуть я Кандиларова не могу. Таких теперь развелось хоть пруд пруди. К любому и всякому, будь то начальник, или вахтер, или уборщица, он подступается с бесконечной любезностью и учтивостью…

– Извините, с каких это пор учтивость и любезность попали в разряд недостатков? – с улыбкой осведомился Бурский.

– Поймите, все это показуха, лицемерие, пыль в глаза. Лишний раз подсуетиться, ввернуть красивое словечко – это же самый дешевый товар в человеческих отношениях. Тому, кто его продает, товарец этот не стоит ничего. Зато его втридорога оплачивают доверчивые простаки.

Себя к доверчивым простакам кадровик явно не причислял.

– Стало быть, сладкими речами ловит в силки простофиль?

– Гм… это смотря какая дичь. Начальство, как правило, на комплименты не клюет, ему услужи дельцем. Так что к одним он подступает с речами, а других опутывает делишками.

– Опутывает, говорите?

– Тут он мастак. Страшного напора деляга. Для него вообще не существует невозможного. Даже мне, представьте, сумел услужить, хотя прекрасно знает, что я о нем думаю. Потом сказал про меня одному из своих дружков: «Ничего, теперь этот пес меньше лаять будет…» Чем услужил? Раздобыл мне английское лекарство, которое не сыщешь ни в одной аптеке, даже там… – Кадровик выразительно выставил палец вверх. – Спас мою супругу. До сих пор жалею, что попался на его удочку…

– Жалеете, что спас? – засмеялся Бурский. Но кадровик не был склонен к шуткам.

– Такое вот положение, товарищ представитель милиции. Мир – увы! – принадлежит нынче таким, как Кандиларов.

Около четырех появился Шатев. Еще в дверях, запыхавшийся, не дожидаясь вопросов начальника, выпалил:

– Не был он там! Не был!

Переведя дух, уже спокойно и подробно рассказал, с кем встречался, какие бумаги и списки просмотрел, и не один раз, и даже касающиеся предыдущих санаторных смен.

– Произошла какая-то ошибка. В комнате, обозначенной крестиком, жили двое из Шумена. Выходит, эта открытка, как говорим мы, юристы, – частный документ с неверной информацией. Допускаю, что написал ее сам Кандиларов – хотя и тут есть сомнения, и надо подвергнуть ее графологической экспертизе, – допускаю также, что он мог лично опустить ее в почтовый ящик (и здесь сомнения немалые), но в санатории для шахтеров он не отдыхал.