Джентльмен что надо - [15]

Елизавету бесило то, что, едва вернувшись, он хотел… нет, страстно желал снова покинуть ее. О, за одно мгновение возвращенной юности, за проблеск былой красоты, которые дали бы ей силы покорить его, как покорила она Томаса Сеймура, валявшегося в ее ногах, вымаливая крохи ее любви, она отдала бы все. В ярости она крепко стиснула руки, гневно глядя на его темноволосую голову, и продолжала свое шествие по тропинкам парка в полном молчании.

Незаметно они вышли к тому месту, где после прошедшего накануне ночью дождя на тропинке образовалась большая лужа. Елизавета, помня о своих атласных туфельках и прелестных, редких по тем временам шелковых чулках, остановилась и готова была повернуть назад. Но Ралей одним движением снял с себя плащ и раскинул его перед нею на тропе, даже не вспомнив ни одного из многих дурацких рассказов на эту тему, просуществовавших уже многие годы. Это был прочный плащ для верховой езды из бархата, отделанный замшей, и королева прошла по нему, не замочив туфель. Ралей нагнулся, поднял свой плащ, встряхнул его слегка и расстелил на сухом участке тропы. Тут он взглянул на Елизавету. Она смотрела на него с явным обожанием. Этот его удачный и столь внезапный жест пришелся ей по сердцу. И когда Ралей выпрямился и улыбнулся ей, она снова была не только королевой Англии, но и королевой мужских сердец.

После ужина она пожаловала ему поместья Столней и Ньюлендс, которые попали ей в руки от Оксфордского колледжа, и обещала ему, что 4 мая, как только вакансия на винную монополию освободится, она будет дарована ему.

Следующим утром Уолтер помчался в Лондон и срочно подготовил свой корабль, трехмачтовый барк «Ралей», который должен был если не его самого, то хотя бы его надежды доставить в Америку вместе с Гилбертом.

Не только Время заставало врасплох Елизавету.

Глава шестая

ТАВЕРНА «РУСАЛКА». ФЕВРАЛЬ 1585 ГОДА

Такой ночи в Англии еще не бывало…

Через узкую, мощенную булыжником улицу русалка таращилась на высокие, витые трубы на противоположном доме. На ней местами поблескивали еще остатки морской соли, а изгиб ее шеи, вознесшейся над улочкой, свидетельствовал о том, что изготовлена она была когда-то для того, чтобы украшать нос корабля, а не дверь трактира. Над ее головой было светло-серое, умытое дождями февральское небо в тучах, и с единственной яркой звездой, украшавшей его. Дрейк остановился на булыжной мостовой, подняв кверху голову, рассматривал русалку, и на душе у него вдруг полегчало. Ее взгляд был устремлен вдаль, как будто она видела далекие, новые страны или необыкновенный парусник, пересекающий пустую линию горизонта, там, где море сходится с небом. Как и сам он, она была лишней здесь, в этом узком мощеном переулке. Когда-то она летела на носу кто знает какого старинного корабля и, возможно, могла видеть самого Колумба.

Входя в таверну, Дрейк наклонил голову, и это было как поклон ее особе, тем более что для того, чтобы у него была необходимость наклоняться, ему явно не хватало нескольких дюймов. Предстоящее ему рандеву ничуть не радовало его, и шаги моряка, когда он поднимался по лестнице, были тяжелыми и выдавали его нежелание идти туда. Он был наслышан об этом «Клубе у Русалки», но едва ли имел намерение когда-либо посетить его: это было пристанище говорливых поэтов, вечно бубнящих что-то о книгах. А он считал, что в мире существовала одна книга, заполненная добротными рассказами о Давиде и Гедеоне ^[22] и дающими пищу уму изречениями о том, как надо беспощадно бить своих врагов. Это все Ралей – это он заварил всю эту кашу. Так здорово разбираться в кораблях, быть таким мозговитым в морском деле, – другого такого и не найти, – и на тебе – занимается писанием стишков, читает книги, написанные другими.

Но Дрейк откликнулся на приглашение Ралея, потому что сам сэр Филипп Сидней попросил Ралея позвать его. А для Сиднея это был последний вечер в Англии: на следующий день англичане, опять под предводительством Лестера, отплывут к берегам Нидерландов. А Дрейк всегда испытывал желание пожелать «Счастливого пути!» всем, кто шел воевать с испанцами. Все потому, что, так же как Библия удовлетворяла все его потребности в книгах, девиз «К черту всех испанцев!» – выражал вкратце все его политические убеждения. Все остальное было «от лукавого», представлялось ему пустым битьем баклуш. Однако его неохотное восхождение завершилось – он стоял на поороге комнаты, откуда доносился гул мужских голосов. Дрейк не очень уверенно толкнул дверь и, вступив в дверной проем, который он полностью загородил своим большим, крепким телом, вгляделся в происходящее в комнате. Она была обшита панелями из дуба, потемневшего от старости и мягко отражавшего блики яркого пламени, гудевшего в открытом очаге. На голом столе среди винных бутылок и на полке камина горели свечи, и в их свете и свете из камина он разглядел четырех мужчин, которые сидели на уснащенных подушками стульях вокруг стола и очага. Все они встали, когда он вошел, и приветствовали его с большим энтузиазмом, воздав тем самым должное его детскому тщеславию и изгнав из его души последние остатки плохого настроения. Он учтиво поздоровался с маленькой компанией – сэром Филиппом Сиднеем, Китом Марло, Уиллом Шекспиром и сэром Уолтером Ралеем.