Джентльмен что надо - [13]

Через некоторое время Ралей собрался уходить. Потаскушка в гостинице сказала ему: «Приходи еще». Дженис сказала: «Мы больше никогда не увидимся». Сколько еще женщин, помимо этих двух, расставались с ним со словами надежды или отчаяния? Елизавета была королевой Англии; она сказала: «Сопровождайте меня завтра».

Белые царапины оставались на стекле, и каждому, кто на следующее утро отодвигал в сторону занавесь, они говорили о том, что взошла новая звезда.

Глава пятая

ХЭТФИЛД. 10 АПРЕЛЯ 1583 ГОДА

Леди, которую Время всегда заставало врасплох…

Елизавета прогуливалась по террасе в Хэтфилде. Стоял ясный апрельский день. Свежий ветерок гнал по бледно-голубому небу редкие облака. Словно галионы проплывали они, то и дело накрывая солнце, так что королева попадала из тени в свет и снова в тень. Внизу на газоне желтые нарциссы, склоняясь под порывами ветра, будто солнышки, освещали ярко-зеленую траву, и зеленая листва легкой паутиной покрывала кусты боярышника.

Она ждала Ралея, которого не видела вот уже два месяца; королева хорошо себя чувствовала; в государственных делах не было ничего такого чрезвычайного, что могло бы тревожить ее; но то и дело она останавливалась в глубокой задумчивости и снова шла вперед, кусая губы и капризным жестом всплескивая руками, так что кольца и браслеты начинали звенеть на них. Нельзя быть старой в такое утро. Воздух насквозь пропитан флюидами молодости. Сам ветер прилетел сюда из юных стран Запада. Это утро и сознание того, что Ралей уже скачет к ней, вызывали трепетную дрожь в ее груди под украшенным драгоценностями корсажем. Но у нее была ясная голова, и она была достаточно честна перед собой, чтобы понимать, что эта дрожь не к лицу ей – ни по ее возрасту, ни по положению.

Кроме того, в то утро она читала. Бывают же люди, счастливо наделенные таким умом, что им достаточно одного взгляда, чтобы проникнуть в самую суть написанного; но когда такому человеку пятьдесят, а кругом цветет весна, ему лучше не вдаваться в содержание прочитанного или, проникнув в его существо, постараться сразу забыть о нем если прочитанное вот о чем:

Красота – лишь цветок,

И морщины ее поглотят;

Радость – света поток;

Королевы уходят всегда

Молоды, хороши как алмаз;

Забит прахом Еленин глаз…

Стихи расстроили ее. Молодой и прекрасной она была когда-то. Теперь, пока ее не оденут, она не смеет взглянуть в серебряное зеркало. Ни мудрость, ни острый ум, ни ее слава, которую белопарусные корабли разносят по всему свету, ничто не сможет предотвратить окончательное разрушение ее женской сущности. Женщины-бедняки и просто глупые женщины в ее возрасте посвящают свою жизнь другим – своим детям, внукам. Она же бесплодна – цветок, слишком долго ждавший, когда к нему прилетит шмель, – и она отойдет в мир иной, так ничего и не оставив после себя.

Тот апрельский день стал началом длинной череды размышлений, которые омрачили остаток дней Елизаветы и отразились на поведении королевы: соотнесенное с ее возрастом, оно навсегда стало притчей во языцех.

Но тут, как всегда совершенно неожиданно, необъявленным на террасу взошел Ралей. Как раз в это время тучка набежала на солнце, и тень от нее упала на тот конец террасы, где находилась королева, он же стоял освещенный солнцем с головы до пят. И когда Уолтер направлялся к ней, тучка тоже передвигалась – будто он нес ей солнечный свет. Елизавета стояла неподвижно, протянув к нему обе свои руки. Но предательскую дрожь не могли скрыть ни ее сила воли ни чувство собственного достоинства. Увидев свою королеву, Ралей не позволил себе улыбнуться, как это было в Бэлли-ин-Хаш. Он и сам не заметил, как глубоко тронула его сердце какая-то странная ее печаль, и его душа, как тонко настроенная арфа, откликнулась на нее чистой нотой – не музыкальной, словесной. «Леди, которую время всегда заставало врасплох», – подумал он. И ни он, ни кто-либо другой, столкнувшись с этой реальной и достаточно банальной трагедией, так и не нашли ничего лучшего для выражения ее сути.

Ему было что рассказать своей королеве, потому что он выполнял довольно важное поручение. Уолтер состоял в эскорте, сопровождавшем герцога Алансонского и Анжуйского на место его нового назначения в качестве правителя Нидерландов. Герцог нанес довольно продолжительный визит в страну своей бывшей невесты ^[18], ныне своей «доброй сестры из Англии», и она сделала все, что было в ее силах, чтобы ублажить его и произвести на него неизгладимое впечатление: даже позволила Лестеру, Сиднею и Ралею проехать с ним в Нидерланды и присутствовать при его торжественном введении в права. Возможно, началась ее меланхолия с воспоминания о тех днях, когда она тешилась мыслью о замужестве, хотя – видит Бог! – она рада была тому, что не вышла за герцога Алансонского, но все это напомнило ей лишний раз, что Время уходит. Королева-женщина соскучилась по своим кавалерам. Она провела Ралея к каменной скамье в другом конце террасы и внимательно слушала его рассказ о путешествии и о церемонии вхождения герцога в должность правителя.

Рассказывая, он сидел, слегка сжав руки, опустив их между колен, и неотрывно глядел на окрашенные закатом в красноватый цвет деревья. Описывая Нидерланды, он говорил красочно, так же как при первом свидании повествовал ей об Ирландии. Он позволил себе посмеяться над помпезным, толстым его высочеством в его пышных атрибутах власти. Елизавета с удовольствием присоединилась к нему.