Дженни. Томасина. Ослиное чудо - [66]

Что делать дальше, он знал; однако, всё же пошёл к своему другу и наставнику, отцу Дамико.

Священник, такой широкоплечий, будто его создали для того, чтобы нести чужие бремена, сказал ему:

— Да, сынок, ты имеешь право пойти к настоятелю, а он — согласиться с тобой или отказать.

Говорил он это не по лукавству, ибо не совсем понимал, что же станет делать настоятель с такой простодушной верой. Ему казалось, что этот достойный монах слишком много думает о том, привлекают ли туристов базилика и крипта. Сам отец Дамико пустил бы к гробнице и осла, и мальчика, но это зависело не от него. «Интересно, — думал он, — что же сделает настоятель?», — и ему казалось, что он это знает наперёд.

Однако опасениями своими он с Пепино не делился, только сказал напоследок:

— А если её не пустят там наверху, есть ещё один ход, снизу, через старую церковь, только его заложили много лет тому назад. Но можно его открыть. Ты попроси настоятеля, он знает.

Пепино сказал спасибо и пошел к базилике, чтобы повидать настоятеля. Настоятель был милостив и, хотя в то время беседовал с епископом, велел пустить Пепино, который, войдя в монастырский сад, стал ждать, пока такие важные люди кончат свою беседу.

Епископ и настоятель гуляли по дорожке, и Пепино с надеждой глядел на епископа, ибо он казался помягче, а настоятель немного походил на лавочника. Говорили они вроде бы о святом Франциске.

— Он слишком далеко ушёл от этого мира, — со вздохом сказал епископ. — Урок его понятен тем, кто имеет уши. Но кто в наше время захочет к нему прислушаться?

— Многие ездят в Ассизи посмотреть на гробницу, — сказал настоятель. — Однако в святой год не помешала бы реликвия: прядь его волос, или ноготь, что угодно…

Епископ глядел вдаль и покачивал головой.

— Весть, вот что нам надо, дорогой мой отец. Весть через семь столетий, которая напомнила бы, чего он от нас хотел. — И он замолчал, и закашлялся, потому что был вежлив и заметил, что Пепино ждёт.

Тогда обернулся и настоятель.

— Ах, да, сын мой! — сказал он. — Чего ты от меня хочешь?

— Простите, отец, — ответил Пепино. — Мой ослик заболел, Виолетта. Доктор Бартолли говорит, помочь ей нельзя, она умрёт. Можно, я её отведу к святому Франциску и попрошу, чтобы он её вылечил? Он очень любил зверей, а осликов — больше всего.

— Как тебе это в голову пришло? — спросил настоятель. — Осла, в святилище… Нет, что же это такое!

Пока Пепино рассказывал про котёнка, епископ глядел в сторону, скрывая улыбку. Но настоятель не улыбался:

— Как этот Джанни пронёс кота к гробнице? Дело было прошлое, и Пепино честно ответил:

— Под курткой, отец.

— Ну что ж это такое! — вскричал настоятель. — А другой понесёт щенка, а третий — телёнка, или там козу, или, помилуй Боже, свинью. До чего же мы дойдём? Это церковь, а не стойло.

Искоса взглянув на епископа, он добавил:

— Да и вообще, он там не пройдёт. Ничего у тебя не получится.

— Есть другой ход, отец, — сказал Пепино, — через старую церковь. Можно его открыть для такого дела.

Тут настоятель рассердился.

— Ты в себе или нет? Ломать церковную стену ради какого-то скота!

— Знаешь что, — сказал епископ, — пойди домой и помолись святому. Он и там тебя услышит.

— Он её не увидит! — закричал Пепино, стараясь не заплакать. — Он не увидит, как она улыбается! Правда, теперь она больная, но для него улыбнётся. А он увидит — и вылечит её, я точно знаю!

— Мне очень жаль, сын мой, — твердо сказал настоятель, — но отвечу я «нет».

Даже в таком горе Пепино помнил, что «нет» — не ответ.

— Кто выше его? — спросил он отца Дамико. — Кто может приказать и ему, и самому епископу?

Отца Дамико даже зазнобило, когда он представил все ступени иерархии, от Ассизи до Рима. Однако он объяснил что мог и завершил свой рассказ словами:

— А на самом верху — Его Святейшество Папа. Он очень хороший человек, но у него много забот, и тебя к нему не пустят.

Пепино пошёл к Виолетте, покормил её, напоил, обтёр ей морду, вынул из-под соломы свои деньги и пересчитал их. Оказалось почти триста лир. Ого он оставил Джанни, чтобы тот кормил Виолетту, пока он, Пепино, не вернётся. Потом он погладил её, поплакал, что она так отощала, надел куртку и вышел на дорогу. Вскоре грузовик подвёз его до Фолиньо, откуда шла дорога в Рим.

Рано утром он стоял на площади св. Петра — растерянный, несчастный, босой, в рваных штанах и старой куртке. Здесь, среди огромных домов и храмов, он не так сильно верил в успех, но перед его внутренним взором стояла больная ослица, которая уже не улыбалась. И, перейдя площадь, он несмело приблизился к какому-то из боковых входов в Ватикан.

Огромный гвардеец в разноцветной и яркой форме — алой, жёлтой, синей — держал алебарду и выглядел грозно. Однако Пепино подошёл к нему и сказал:

— Простите, можно мне пройти к Папе? Нам надо поговорить про осла Виолетту. Она больна и, не дай Бог, умрёт, если Папа не поможет.

Гвардеец улыбнулся довольно добродушно, ибо привык к нелепым просьбам, а глазастый и ушастый мальчик опасности не представлял. Однако он покачал головой и сказал, что Святой Отец очень занят, а потом опустил алебарду, перегораживая вход.