Джэксон остается в России - [29]

И так квартал за кварталом, день за днем, год за годом. Улица, тротуар с нескончаемым потоком пешеходов были для Джэксона огромным спортивным залом, стадионом, где он упорно тренировал свое тело, совершенствовал нервную систему, повышал боксерское мастерство. Кто знает, стал бы он чемпионом, если бы не было этих ежедневных самостоятельных тренировок.

3

«Когда американская фортуна улыбается, она излучает доллары» – эту поговорку Сидней Джэксон вспомнил невольно в тот же вечер, когда, усталый и счастливый, довольный собой и жизнью, переступил порог своего дома.

В тесной комнате пахло праздником. Именно праздником и именно пахло. В старательно прибранной комнате стол был уже накрыт. На нем, в обрамлении тарелок, наполненных всякой снедью, начиная от бобов и кончая салатом, возвышалось, как остров среди прибрежных рифов, овальное блюдо с запеченной индейкой.

Блюдо было семейной реликвией и береглось пуще глаза. Сидней знал, что это блюдо, с зеленой каемкой и синими цветочками по краям, было свадебным подарком матери. Оно обычно хранилось в шкафу, и только в праздничные дни миссис Джэксон доставала блюдо и водружала его на стол.

Сидней хорошо знал, что нынче никакого праздника нет. Что стол накрыт в его честь. Едва боксер переступил порог, к нему сразу устремилась мать, сияющая, помолодевшая:

– Мой мальчик, тебя давно ждут!

И тут Джэксон увидел своего тренера Максуэлла, в темном парадном костюме, с белым платочком, торчащим из бокового кармана, – нарядного и торжественного, словно он собрался участвовать в параде. Рядом с ним стоял какой-то незнакомый джентльмен, значительно уступавший тренеру в росте, но превосходящий его в полноте.

Сиднею бросился в глаза наряд незнакомца: серый клетчатый костюм модного покроя из дорогого шерстяного трико, лаковые черные туфли, шелковые полосатые носки. Золотая цепочка, поблескивающая на выступающем животе, да массивное кольцо, украшавшее пухлый указательный палец, как бы подтверждали, что этот джентльмен принадлежит к тем, кто привык повелевать. Такие наряды простым смертным не по карману.

Джентльмен вместе с Максуэллом подкатил к Сиднею и, словно они сто лет были знакомы, дружески хлопнул боксера по плечу.

– Хелоу, Сид! Мы уже успели без тебя познакомиться со всем семейством. У тебя, старина, замечательная мать, – он говорил быстро и просто, маленькие глаза его приятно лучились, а на розовощеком круглом лице расплывалась самая искренняя улыбка, такая улыбка, от которой на душе становится тепло.

– У нее золотые руки. Не успели мы с Максуэллом осмотреться, как она воздвигла такой стол! Просто объедение! Приглашай нас!

Незнакомца звали мистер Норисон. Максуэлл сообщил Сиднею, что мистер Норисон является крупной фигурой в спортивном мире, что он смотрел соревнования и заинтересовался Джэксоном.

– Кажется, нам улыбается счастье, – шепнул тренер.

Слова тренера были ошеломляющи. Шутка ли – сам президент ассоциации! Неужели, наконец, пришло то, к чему он стремился столько лет?

Миссис Джэксон, растерянная от радости и гордости за себя и сына (ему оказывают такое внимание!), всячески хотела отблагодарить влиятельных гостей и поминутно говорила:

– Вы извините, мистер Норисон, может быть, что не так. Мы бедные люди.

Иллай сидел молча. Он не знал, куда деть руки, большие, мозолистые, рабочие руки, изъеденные химикатами, такие послушные и сильные там, на заводе, и столь ненужные и беспомощно-некрасивые здесь, за столом.

Что касается Риты, то она ничего не ела, а только смотрела на мистера Норисона. Смотрела и не верила, – неужели ее брат, Сид, – почти знаменитость!

Мистер Норисон говорил больше всех, и Сидней с радостью слушал его. Тот восхищался семьей Джэксонов, трудовой, настоящей американской, не испорченной заразой социализма (Иллай криво усмехнулся и нагнул голову к тарелке), восхищался миссис Джэксон, настоящей американкой, сумевшей вырастить и воспитать детей, бодрых, жизнерадостных и трудолюбивых, восхищался Сиднеем, чей талант и мастерство станут гордостью Штатов, его – парня из народа – вся Америка будет скоро носить на руках.

Потом мистер Норисон велел вызвать домовладельца.

– Да, да, вам надо сейчас же перебраться в другую квартиру. Подумать только: лучший боксер живет в таком чулане! Нет, нет, так не годится!

О том, что у Джэксонов нет денег, он не хотел и слушать.

Пришел домовладелец, заспанный, удивленный и услужливый. Мистер Норисон тоном, но терпящим возражения, сказал, что семью будущего чемпиона нужно поселить в приличную квартиру.

– Все расходы я беру на себя.

И тут же выдал оторопевшему домовладельцу чек с трехзначной цифрой. Тот, схватив зеленую бумажку, долго кланялся и ушел, пятясь задом к двери.

Мать Сиднея не знала, как и благодарить мистера Норисона. Она теребила в руках салфетку и повторяла:

– Зачем такие большие расходы… Мы простые люди, мы и так, как все…

Иллай и Рита молчали, словно вдруг лишились дара речи. Они не верили ни ушам, ни глазам. Не верил этому и сам Сидней. Он старался держаться свободнее, непринужденнее, однако это ему не удавалось. Руки и ноги словно одеревенели, а язык превратился в кусок жести.