Джек на Луне - [32]

- Ну что же ты, садись, - он хлопает рукой по кожаной подушке. От звука у меня мороз по коже. – Ты любишь красное?

Нет, хочу я сказать. Красное – это плохо. Острое – тоже. Но я не говорю ни слова. Просто молча сажусь на диван. Здесь пахнет затхло: потом, старыми обоями, немного Себастиановым парфюмом и еще чем-то терпким.

Отчим берет пульт, и комнату заполняет негромкая музыка. Джаз. Но не такой, как он слушает в машине. В этих звуках – никакой мягкости, только рваный ритм и режущий диссонанс.

- Якоб Андерсков, - поясняет отчим, покачивая бокал круговыми движениями и вдыхая аромат вина. – Струнные, перкуссия и фортепьяно.

- Якоб? - повторяю я. Беру свою рюмку. Она дрожит и вино оставляет на стенках маслянистые разводы.

- Датский пианист и композитор. Тебе нравится?

- Нет, - честно отвечаю. – По-моему, это дерьмо. Меня больше интересует другой Якоб. Тот, книга которого стоит у меня в комнате. Ты знаешь его?

Диван действительно прилипал к ляжкам – без одежды кожа на нем быстро потела.

- Очаровательная прямолинейность, – губы Себастиана кривятся, он ставит бокал на стол. – Я тоже буду прямолинейным.

Дыщ! У меня звезды из глаз посыпались. Буквально. Синие, зеленые и оранжевые. Слезы хлынули на щеки, сопли – на подбородок. Я схватился за пульсирующий нос. Повсюду было мокро, кисло пахло вином. Оно выплеснулось на живот и бедра, по белой ткани трусов расплылись пятна, небольшая лужица скопилась между ног. Пустой бокал издал дребезжащий звук, когда я поставил его на стол. Рука тряслась.

Себастиан покачал головой:

- Ай-яй-яй, ты посмотри только, какое свинство! А все потому, Джек, что ты нарушил четвертое правило башни. Правило повиновения. Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы, а чтобы отвечать, когда тебя спрашивают. Ты здесь не для того, чтобы делать то, что тебе хочется, а чтобы выполнять то, что тебе велят. Ты понял?

Четвертое правило. Мля, на этой гребаной башне еще и три других отстойных правила есть?

На этот раз я рассмотрел несущуюся мне навстречу ладонь, но уклониться не успел. Досталось теперь уху, уже изнасилованному перкуссией. Удар отбросил меня мордой в диван, и я обслюнявил черную подушку.

- Ты не ответил на мой вопрос, - прозвенел один из жужжащих в башке голосов.

Я кое-как сел. Винная лужа перетекла под задницу, и теперь там противно хлюпало.

- Да, я понял, - шевелить прикушенным языком было больно.

- Хорошо, - улыбнулся Себастиан. – Потому что мне не хотелось бы быть с тобой жестоким, Джек, - он протянул руку и коснулся моей щеки. Осторожно, почти нежно.

- Просто такова башня. Когда нарушаешь ее правила, немедленно следует наказание, - его пальцы спустились ниже, на грудь, и поползли по мокрому от вина животу. Я сидел бревно бревном, не смея пошевелиться. Мужик явно был в адеквате не больше, чем Ганнибал Лектор.

- В первый раз я сделал скидку на твое незнание. Но в следующий раз простой оплеухой ты уже не отделаешься, - скользкое ощущение на животе пропало, влажная ладонь Себастиана возникла перед моим лицом. – Правда, похоже на кровь? К счастью, вино гораздо приятнее на вкус. Попробуй, - его пальцы сунулись между моих губ, я ощутил кислый вкус на языке, но не смел увернуться или оттолкнуть его руку. – Не слишком пряное, нет? - внезапно он наклонился и лизнул мое мокрое бедро. Я дернулся, но Себастиан вогнал пальцы мне почти в глотку, запрокинул голову назад, ухватил за ногу другой рукой, и провел языком выше, к паху.

Больше всего мне хотелось всадить зубы в его кисть, так чтобы он завизжал от боли, но я думал о том, что будет потом, со мной и с мамой, и просто боролся с тошнотой, чувствуя, как его язык движется по моему животу и внутренней стороне бедра, как гигантский ядовитый слизень. Наконец Себастиан оторвался от меня, и выпустил мой рот.

- Какой ты сладенький мальчик, Джек, - прерывисто пробормотал он, облизывая губы. – Твой вкус прекрасно дополняет Пино Нуар. Но мы немного увлеклись. Тебе ведь еще нужно выучить остальные правила башни.

Потом я должен был повторять за ним слово за словом, как клятву скаута:

Правило первое: никому не говори о башне.

Правило второе: что принадлежит башне, остается на башне.

Правило третье: не пытайся проникнуть в башню, когда дверь заперта.

Правило четвертое: всегда повинуйся хозяину башни.

Что касалось второго пункта, то Себастиан пояснил, что мне не разрешалось выносить что-либо из красной комнаты. А если я приносил что-то извне сюда, кроме той одежды, что была на мне, этот предмет должен был здесь и остаться.

Когда я затвердил «заповеди Себастиана» наизусть, мое теоретическое образование отчим счел законченным, и мы перешли к практике. Он взял пульт и включил большой экран, до тех пор зияющий в стене черной дырой. На нем я увидел уже привычную картину: стеклянный стол, черный диван, посредине - подросток в одних трусах и мужчина в халате. Халат, впрочем, быстро упал на пол. Мужчина оттолкнул столик в сторону – он был на колесиках – и велел парнишке:

- Сними-ка трусы, Джек. Они у тебя совсем мокрые.

Я проснулся оттого, что солнечный лучик пробрался через щель в жалюзи и нахально щекотал мне веки. Лежал я в своей постели, вокруг – обычный беспорядок, шмотье на полу, диски под столом, на столе – открытый макбук пялится на меня черным экраном... И тут я вспомнил. Себастиан, башня, правила! Господи, сделай, чтобы это был сон, всего лишь сон!