Джек и Фасолька - [13]

На восток от сорок первой дороги пейзаж резко меняется. К Ананбургу ведет двухрядная асфальтированная дорога. Она проходит мимо разбросанных строительных площадок со скромными домиками на маленьких участках, а затем мимо бывших фермерских земель, ставших теперь государственной собственностью. Превращение в государственную собственность выразилось в том, что осушили большое озеро, продали землю вокруг него по пять тысяч долларов за акр и построили роскошные дома по двести пятьдесят тысяч долларов. Проехав всего шесть миль на восток от сорок первой автострады, вы попадете в настоящую сельскую местность, остаток того, чем была Калуза всего тридцать-сорок лет назад.

Я оказался среди цитрусовых деревьев, отъехав всего на восемь миль от шума и суеты сорок первой федеральной дороги, среди фермерских угодий. В пятнадцати милях от центра Калузы неожиданно появились коровы, пасущиеся на пастбищах по обеим сторонам дороги, трава за пальметто, казалось, простирается бесконечно до слияния с небосводом. Небо уже становилось серым, предвещая дождь в ближайшее время, который действительно пошел чуть позже. Я чуть не пропустил деревянные столбы с перекладиной, откуда свешивалась красная вывеска с черной надписью «Ранчо „М. К.“», резко затормозил, с опозданием взглянув в зеркало заднего обзора, и направил «гайа» в открытые ворота по узкой подъездной грунтовой дороге. Я проехал уже около полумили, когда увидел движущийся навстречу красный грузовой пикап. Я остановил «гайа», пикап тоже замедлил движение и замер. Сбоку машины были видны черные буквы «М. К.». Дверца у сиденья водителя открылась, и мужчина с ружьем в руках спрыгнул на дорогу. Он представлял собой нечто среднее между Чарли и Джефом. Немного выше шести футов, широкоплечий, с тонкой талией, в поношенных джинсах, красной клетчатой рубашке и грязных ботинках; соломенная шляпа сползла на затылок, открыв прилипшую ко лбу прядь темных волос. Черные усы и темные глаза под цвет им, черные брови, кожа, обожженная солнцем до коричневого цвета. Ремень украшала большая вычурная латунная пряжка, из левого кармана рубашки свешивалась бечевка от сигаретного ящика.

— Помочь вам, мистер? — Он направил на меня ружье.

— Мое имя Мэтью Хоуп. — Я оторопел от такого приема. — У меня назначена встреча с миссис Мак-Кинни.

Он ничего не ответил.

— Я звонил ей сегодня утром. Мы договорились встретиться в час. — Я посмотрел на часы. — Сейчас около этого.

Он все еще не произнес ни слова.

— Поднимите, пожалуйста, вверх ваше ружье, — попросил я.

Он не пошевелился.

— Я адвокат, — пояснил я, — и должен встретиться с ней по поводу ее сына.

Он все еще не убрал ружье.

— Джека Мак-Кинни, — добавил я.

Он смотрел на меня, жуя жвачку. Челюсти работали, глаза рассматривали меня, ружье целилось прямо мне в грудь.

— Я вел его дело о недвижимости.

Не отвечая мне, он вернулся в пикап, взял лежавшее на переднем сиденье переговорное устройство, сказал что-то, послушал, еще что-то сказал и снова послушал. Внезапно я обратил внимание на мух, бесшумно летавших вокруг: где скот, там и мухи. Он снова выпрыгнул из пикапа, ружье теперь свободно болталось справа.

— Миссис Мак-Кинни сейчас на Крукед-Три, но Санни разрешила вас впустить.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Советую быть поосторожней в наше время. — Таким образом он извинился за вооруженную встречу.

Я просто кивнул ему и снова завел машину.

— Она в большом доме, — крикнул он мне вдогонку, — то есть Санни. Большое белое здание слева в конце дороги.

Я покатил по узкой грунтовой колее туда, где большой белый, обшитый досками дом возвышался над расположенным рядом домом поменьше, тоже выкрашенным в белый цвет. Тут же находился сарай красного цвета и передвижной дом-прицеп, не крашенный со времен великого потопа. Большой дом располагался под сенью высоких старых дубов. Другие постройки были разбросаны вперемешку с пальметто и капустными пальмами. Насколько видел глаз, нигде не было типичных для этих мест тропических растений: африканские тюльпаны не радовали глаз своими ворсистыми кремовыми цветами, не было розовых или пурпурных бугенвиллей или стелющихся лантанов. Если не считать тонкокожих капустных пальм и пальметто, это ранчо вполне могло находиться в Техасе или Колорадо. Я поставил машину около двух ржавеющих газовых баллонов, на одном из которых было написано «Освинцованный», а на другом — «Неосвинцованный», и пошел к большому дому. Над входом был портик, к нему вела небольшая лесенка. Деревянная дверь позади решетчатой была открыта. Я постучал.

— Войдите, — прозвучал голос.

Я отворил решетчатую дверь.

— Я здесь, — сказала девушка.

«Здесь» оказалось оранжереей, расположенной позади постройки. Убожество естественной растительности снаружи с избытком возмещалось тем, что росло в оранжерее. Куда бы я ни посмотрел, везде было буйное цветение красок: розовые орхидеи соперничали с африканскими фиалками, красные глоксинии торжествовали над желтыми хризантемами, бело-желтые солнышки маргариток склонялись под закатными лучами пламенеющих фиалок. Когда я вошел, светловолосая девушка в обрезанных джинсах и фиолетовой майке-топ опрыскивала одну из орхидей, стоя спиной ко мне. Не оборачиваясь, она сказала: