Джайн Зар. Буря Тишины - [73]

Еще нет. Народ Ультве нуждался в другом пути, не войне, предлагаемой Кхаином. Вот почему Азуриан послал ее. Столкнувшись с пылающей волей Кхаина, с едва сдерживаемой жаждой кровопролития, она вспомнила, каково это — испытать жажду насилия, жившую внутри всех эльдаров. Для ее преодоления и был создан Путь — будь то обуздать желание обратиться к жестокости ради мести, правосудия, искусства или выживания.

Именно это и являлось ее миссией — изменить ход войны с орками и спасти свой народ.

Она подняла Жай Моренн, и серебряный клинок поймал свет от огня Кхаинова оружия. Казалось, холод Бесшумной Смерти поглощал тепло, словно пустота, засасывающая энергию звезд.

— Я провела достаточно времени, потакая твоему высокомерию, пустое ты создание. Теперь я иду сражаться, чтобы спасти твой народ.

«И когда ты одержишь победу, не забудь поблагодарить нас, дочь моя».

Без Данаэша храм казался просторнее и менее гнетущим. Как и другие храмы Кхаина, где тренировались аспектные воины, святилище Воющей Баньши, известное тем, кто проходил через его зауженные кверху костянисто-белые двери, как храм Последней вести, находилось рядом с залом аватара Кхаина. Здесь структура мира-корабля не была пронизана кристаллическими путями бесконечной цепи, и стук аватарова сердца пульсировал вдоль костяных выступов и гудел в переплетениях сухожилий.

Святилище располагалось на краю территории Кхаинских храмов — в центре замерзшего озера, к которому вела одинокая узкая дорога, мощеная черным камнем. Глухие стены храма вздымались из закованной в лед воды, словно белый сталагмит, и его единственная дверь служила первым и последним порталом в царство Воющих Баньши.

На нижних этажах здания находились комплекс тренировочных залов, комнаты для медитаций и оружейная, и все они располагались вокруг винтовой лестницы, что вела в санктум на вершине. За остроконечной аркой входа в круговое святилище бросалась в глаза монохромная мозаика, украшающая пол, — белый и бледно-голубой цвета изображали кричащее лицо Баньши, чей лоб отмечала руна их аспекта. Тысячи крошечных плиток были уложены так искусно, что в мерцании черных свечей, служивших единственным источником света в святилище, казалось, что лицо время от времени менялось, принимая облик огнеглазого Каэлы Менши Кхаина с разинутым ртом, откуда лились пламя и кровь.

Повернувшись лицом друг к другу и скрестив ноги, семеро оставшихся последователей Данаэша сидели кругом. Воины были облачены в доспехи, а шлемы с богато украшенными гривами лежали на полу перед каждым из них.

Впервые Таллитея чувствовала прикосновение аватара после того, как научилась создавать боевую маску, что отделяла воинскую сущность от остальной части ее личности. До того как девушка пришла в храм Последней вести и впитала учения Данаэша, зов Кхаина был едва различим и вызывал у нее беспокойство, из-за которого она становилась вспыльчивой и чувствовала себя неуютно рядом с другими.

Теперь, когда она научилась проникать в ту часть себя, которая желала смерти, радовалась стычкам и волнению от противостояния, пробуждение аватара ощущалось как непрерывный бой барабанов на войне, что стучали в такт пульсации в ее груди. На пути к остальным Таллитея почувствовала непреодолимое желание начать мантры закрепления боевой маски, однако понимала, что подобное она могла безопасно проделать только в храме.

Она задыхалась от нетерпения, поднимаясь по лестнице в санктум, и отсутствие Данаэша поразило ее, будто удар молота. Пустые доспехи экзарха высились на стойке в оружейной комнате под святилищем.

— Я никогда особо не понимала, что значит быть молодым королем, — призналась она остальным.

Все понимающе кивнули, взвешивая свои движения, хотя каждый из них явно был на взводе, воодушевленный растущей силой смертного воплощения их кровавого господина.

— Нам известны ритуалы, — сказала Анотезия, отбрасывая с лица светлые пряди волос. Она посмотрела на серебряный грааль и изогнутый нож, стоявшие на постаменте, где Данаэш раньше проводил церемонии. Каждый уже пролил свою кровь в чашу, что являлось частью ритуала вхождения. — Один из нас должен возглавить храм.

— Не я, — быстро ответил Надомеш. Он отвел глаза от пронзительных взглядов остальных. — Я… я думаю, это шаг на пути к ловушке. Разве вы не слышите?

Таллитея понимала, о чем он говорил. Жалобный шепот доносился из комнаты внизу, где пустые доспехи Данаэша психически пели, тоскуя по своей потерянной душе. Меланхоличная панихида также содержала и приглашение — ноту надежды возродиться, предложение бессмертия тому, кто осмелится занять место экзарха.

— Нам известны последствия, — сказала Анотезия. — И все же мы должны это сделать. Дух Кхаина заберет любого, кто не носит маску как подобает. Кто-нибудь из вас уверен, что их маска не соскользнет в бою и что своими глазами, которыми вы сейчас смотрите на меня, вы не узрите охватывающей нас порочности?

— Я не знаю, что сотворила, будучи Воющей Баньши, и даже не хочу пытаться вспомнить, — пылко проговорила Катллейн. Ее глаза мелькнули в сторону снаряжения жрицы Кхаина, но она не вызвалась взять его в руки.