Джанетта - [28]

– Ну, что же! – сказала тетя Ева, прочтя письмо. – Отправимся сами в логово льва.

– Что ты хочешь сделать, Ева? – спросил отец.

– Я пойду повидать Пирса Кирвана.

Когда она произносила имя Пирса, мне всегда казалось, что голос ее звучал как-то особенно.

На следующее утро тетя Ева отправилась в Гленнамурк. Я сидела в ее комнате, пока она одевалась, и видела, что тетя была бледна и руки ее дрожали, когда она прикалывала шляпу. Весь ее наряд был черного цвета, она никогда не носила другого, и Хонора объяснила нам, что это вечный траур по умершему жениху. Но кем он был, ее жених? Я никогда не спрашивала об этом Хонору, но сейчас подумала, что это мог быть отец Пирса Кирвана.

Тетя Ева отказалась от экипажа и пошла в Гленнамурк пешком. Я долго смотрела вслед, пока ее фигура не исчезла вдали за поворотом.

Вернулась она, когда уже начало смеркаться. Я дожидалась на лестнице, и, когда тетя Ева прошла мимо, я догадалась по ее шагам, что она очень расстроена. Как тень я пробралась вслед за ней в комнату, и, едва она села в кресло, я немедленно опустилась перед ней на колени.

– Это ты, Джанетта? Как ты здесь очутилась?

– О, тетя! – сказала я. – Я чувствую, что ты огорчена, и не могла удержаться, чтобы не прийти к тебе.

– Да, я огорчена. Мне так и не удалось увидеть Пирса. Меня провели в гостиную, где я должна была вытерпеть очень длинную беседу с сэром Рупертом, но… я ничего не могла добиться.

Зная сэра Руперта, я могла себе представить, как было неприятно тете Еве разговаривать с ним.

Сэр Руперт повторил все свои обвинения против Пирса и сказал, что очень сожалеет, но никак не может позволить Пирсу видеться с ней.

Мы долго сидели молча и обе думали, вероятно, об одном и том же: как помочь Пирсу? Тетя Ева ничего не говорила, но я чувствовала, что на душе у нее очень тяжело.

Вдруг ручка двери дернулась, и в комнату ворвалась Маргарет. Она была в сильнейшем возбуждении.

– Джанетта! – вскричала она, едва переводя дух. – Пирс стоит там, внизу. Он убежал из Гленнамурка и пришел сюда, чтобы повидать тетю Еву. Что мы будем с ним делать?

– Пирс здесь? – воскликнула тетя, и в ее голосе слышалась дрожь. – Приведи его сюда, скорее!

Мы опрометью бросились вниз. Пирс стоял в холле, бледный, исхудалый, одетый в старую изношенную куртку, которая окончательно превратилась в лохмотья.

– Я хочу ее видеть, – сказал он, даже не здороваясь с нами. – Я знаю, что у меня неприличный вид, но что за беда! Она не обратит на это внимания.

– Конечно, – подтвердила я. – Пойдем, Пирс, она сама желает тебя видеть.

Пирс пошел за мной наверх. На пороге комнаты он остановился, не смея перешагнуть порог. Как тяжело было смотреть на него, такого измученного, несчастного!

– Пирс, иди же сюда, – послышался ласковый голос тети Евы.

Он поднял лицо и взглянул на нее страдальческими глазами. Я едва сдерживала слезы, глядя на него. Бедный Пирс!

– Я узнал, что вы приходили, чтобы видеть меня, – проговорил он, – и вот теперь я пришел поблагодарить вас за это.

Голос у него дрожал, и я испугалась, что он разрыдается. Видно, и тетя Ева подумала так. Она подошла и обняла его.

– Ты хорошо сделал, милый мой мальчик. Мне так приятно тебя видеть.

Пирс бросился на грудь тете Еве и громко зарыдал.

– О, будьте моей матерью!.. – говорил он прерывающимся от слез голосом. – Я так несчастлив, так одинок. Мне говорили, что вы когда-то должны были сделаться моей матерью, но отец мой умер… И я остался один, один! Не презирайте меня… У меня никого нет!… Я ведь еще мальчик, а должен бороться со взрослым человеком, который ненавидит меня, я это знаю. О, не покидайте меня! Позвольте мне называть вас матерью!

Тетя Ева не ожидала такого порыва. Она побледнела, и губы ее дрожали. Приподняв голову рыдающего мальчика, она сказала:

– Я буду твоей матерью, Пирс. Да поможет мне Бог!

Пирс продолжал плакать, как дитя, уткнувшись головой в ее колени, – но то были облегчающие слезы. Он изливал в них свое наболевшее сердце. Я приблизилась и вместе с тетей Евой старалась его успокоить. Когда он перестал плакать, я невольно подумала, что он совсем не похож на других мальчиков. Он, пятнадцатилетний, почти что юноша, нисколько не стеснялся того, что я оказалась свидетельницей его слез.

Тетя Ева усадила Пирса возле себя и начала его расспрашивать, и мы услышали всю историю. Матери он не знал совсем, отца едва помнил. Помнит, как его привезли в Гленнамурк, где он провел все свое грустное детство в обществе старой миссис Берк и где единственным его развлечением были скитания по горам и долинам. Сэр Руперт сначала нанял ему учителя, и это было единственным светлым воспоминанием. Но потом учитель уехал, и Пирс остался бы совсем одиноким, если бы не сдружился с одним бедным фермером в Гленмалорке. В его бедном жилище Пирс всегда был желанным гостем. Он отлично понимал, что так жить нельзя, что он остается неучем, но не знал, что ему предпринять, как выйти из этого положения.

Тетя Ева слушала его с большим участием и состраданием, с любовью глядя на бедного мальчика.

– Но теперь, голубчик, ты стал моим сыном, – сказала она, – и я тебя оставляю здесь. Ты не пойдешь больше в Гленнамурк.