Джалита - [89]

— Ну, какой ты таратора, — засмеялся бородатый пенджабец. — Зови-ка лучше отца. Пусть несёт мясо. Я как раз только что обогнал калеку с коляской.

Вон он выезжает из-за угла. Раз вы ещё не отдали эту долю, то можно дать ему.

Али убежал и через минуту вышел с куском мяса, завёрнутым в целлофановый пакет. Следом за Али появился Мухаммед. Он обрадовался Икбалу, и они поздоровались дружески, как старые друзья, обнявшись, похлопывая друг друга ладонями по спинам. Тем временем мальчик вышел к дороге и остановился возле верблюда в ожидании, пока нищий приблизится, торопливо перебирая деревяшками по асфальту.

Тележка, на которой сидел нищий, была довольно высокой и относительно длинной, так что раскинутые на ней фалды камиза не позволяли понять, поджал ли человек под себя ноги или вообще их не имеет. Однако высокая конструкция тележки заставляла хозяина иметь и деревяшки для отталкивания, укрупнённые таким образом, что они чем-то напоминали ходули, только не для ног, а в этом случае для рук. И нужно сказать, что, несмотря на эти кажущиеся неудобства, тележка, благодаря большим колёсам, передвигалась весьма быстро, не требуя больших усилий.

Мухаммед Заман наблюдал, как сын вытянул руку с пакетом, а нищий, поравнявшись с ним, правую руку положил на колесо, ловко остановив его движение, а левой откинул край одежды и Али положил туда мясо, которое сразу исчезло под накинутым тут же куском материи.

— Ещё и губами шевелит, — пробормотал недовольно Мухаммед.

— Что тебе опять не нравится? — спросил, появляясь сзади Гулам. — Все немые шевелят губами, а иногда даже гукают. Что же этому немому калеке уж и рот раскрыть нельзя? Возвращающийся Али услыхал последние слова и немедленно возразил:

— А он вовсе не немой, этот дядя.

— Как не немой? — удивился Гулам. — Немой. Он всё время молчит.

— Да как же немой, если он только что сказал мне: «Клади сюда мясо, спасибо тебе, мальчик»?

— А тебе не показалось? — спросил Икбал, присев на корточки перед мальчиком. — Или ты, кроме того, что великий рыболов, ещё и шутник великий?

— Да что я своим ушам не должен верить? — возмутился малыш. — Говорил он, тихо, но говорил.

— Правду говорит Али, хмуро заявил Мухаммед, глядя вслед скрывшейся в конце улицы тележке, — он не любит врать. Я так и знал. Нужно давать мясо тем, кого давно знаешь. Что у нас нищих мало? Полно под крепостью. Нет же, нашли проходимца. Кого-то он мне всё-таки напоминает?

— Да брось ты. Может, он и не был немым. Мы видели-то его несколько раз. Не мог говорить, а тут заговорил. И да поможет ему аллах прожить оставшееся время. Не очень приятно без ног носиться по улицам. Пошли лучше в дом. Не знаю, как мясо, а рыба уже точно жарится, мой нос не проведёшь.

После того, как трое мужчин зарезали козу и быстро выполнили основную её разделку, остальные операции по подготовке обеда приняли на себя женщины. Их было пятеро в небольшом дворике, закрытом с трёх сторон высокой каменкой стеной, идущей прямо от дома, с деревянной дверью, являющейся чёрным ходом на узкую улочку. Ею пользовались довольно редко и в основном дети, когда играли с мячом и забрасывали его на улицу. Обычно же все ходили через дом. Это был типичный закрытый внутренний дворик, без которого трудно себе представить восточное жилище. Вытоптанный посередине, весьма нечасто заливаемый дождями и тогда лишь с буйно пробивающейся травой, он является надёжным укрытием тайн семейной жизни.

Руководила сложными приготовлениями мать Мухаммеда Наджма — полная крупная женщина с сильными руками и решительным начальственным характером. Она хорошо вписывалась в картину двора, по углам которого на стойках из сложенных кирпичей стояли три относительно больших металлических чана с широкими горловинами, раздутыми посередине в виде пузырей.

Костры под чанами поддерживались постоянно. Эта обязанность лежала на друге Али Иршаде.

Ещё один костёр, у правой стены, предназначался для сковороды, которая, удобно расположившись на более низких кирпичных опорах, теперь шипела и скворчала, выдувая пузыри над маслом из-под долек лука, рядом с большими кусками румянящейся рыбы, которой занималась Разоль, мать Иршада. Худенькая, подвижная женщина, привыкшая к частым уловам сына, она считалась главным специалистом по рыбе и потому сегодня эта задача была поручена ей.

Рухлямин, жена Мухаммеда, собиравшаяся в скором времени увеличить семейство, не могла оказывать особо активную помощь. Её усадили в плетёное кресло на невысокой широкой цементной площадке перед двумя дверьми, ведущими в дом и одной в душевую и туалет. Она держала на коленях маленькую Хуму, дочь Разоли, и, воспользовавшись тем, что сон, наконец, сморил и успокоил ребёнка, тоже включилась в общую работу, взявшись за чистку овощей.

Младшие сёстры Мухаммеда Муньямин и Рани, которых он никак не мог выдать замуж, в поисках более подходящих, не требующих больших расходов женихов, тоже занимались обедом. Муньямин следила за варкой мяса и риса, а Рани на кухне в доме жарила чапати и готовила сладости, поминутно прибегая за советами к матери, которая, как настоящий генерал, стояла за столом, вынесенным в центр дворика, раскатывала тесто для самосей, смешивала острые приправы и резала рыбу, мясо и овощи, контролируя работу своих помощников, отдавала распоряжения, совершенно замучив Иршада замечаниями по поводу то не слишком сильного костра в одном месте, то слабого в другом.